– Кто-нибудь из слуг отправится туда, – ответил голос. Наступила пауза. Она длилась минуты две. Викториан за дверью снова затянул какую-то монотонную песню на нечеловеческом языке, но голос неожиданно перебил его.
– Держи то, о чем ты просил.
Что-то влажное шлепнулось на пол.
– Благодарю тебя, Зеленый Лик. Да воцарится в мире Искусство!
– Подожди, смертный. Ты еще можешь задать мне вопрос.
– Но у меня сейчас нет вопроса.
– Я вижу, что он есть. Задавай. Мясо хорошее, и мы готовы заплатить знанием. Или ты хочешь оплату в обычной форме?
– Нет, ты прав. У меня есть вопрос, но я хотел бы точнее сформулировать его. Легко задавать глупые вопросы, но на глупые вопросы всегда даются ничего не значащие ответы.
– Ты по-прежнему любишь философствовать.
– Да, Зеленый Лик.
– Хорошо, ты снова вызовешь меня и задашь вопрос, когда будешь готов. Да воцарится над всем миром Искусство!
И снова Колдун затянул тошнотворную песню, сочиненную на заре веков.
Честно говоря, в тот момент я возрадовался тому, что сам я – Непосвященный, что мне не нужно сидеть на полу перед пентаграммой и драть горло, пытаясь воспроизвести нечеловеческие гимны настоящим богам Земли.
Через минуту Викториан вышел из комнаты и достал откуда-то большой алюминиевый таз. Вернувшись к пентаграмме, он бросил в таз отрубленные пальцы, уши и кусок кожи, заросший грубыми вьющимися каштановыми волосами. Нет, пальцы и уши были не отрублены. Оторваны или, скорее, отгрызены. На тонком пальце, скорее всего, принадлежавшем даме средних лет, сохранилось широкое обручальное кольцо. А кусок кожи просто выдрали из тела – с обратной его стороны свисали лохмотья жировой ткани.
Жаждущий скривился. Позеленел.
– Смотри, – сказал Викториан. – У нее была семья.
– У нее могли быть дети…– медленно протянул Жаждущий, потом упал на колени, склонился над помойным ведром. Его рвало.
– Раньше надо было думать…– продолжал Викториан. – Дай бог, чтобы детишки не узнали о судьбе своей мамочки.
После этого убийства мы решили ускорить поиски лекарства. Викториан за ночь разделался со своим подростком, и больше я о том юноше ничего не слышал. А потом я и Жаждущий взяли отпуска на работе. Мы безвылазно сидели в обители Викториана, причем я и Викториан на всякий случай приняли особое лекарство, защищающее от неожиданного нападения, а я подарил Викториану один из своих счастливых амулетов.
Решение скрывалось где-то рядом, но мы никак не могли его нащупать. Как выяснилось в дальнейшем, нам мешала узость мысли, ограничения, наложенные на нас рациональным мышлением.