– Значит, ты считаешь обычных людей быдлом!? – взорвался я.

Именно это была та единственная черта характера в Викториане, которую я терпеть не мог. Смотреть на простых людей сверху вниз. Не общаться, а снисходить до общения. Он и убивал-то, передавая свои жертвы в руки Мяснику, как опытный ветеринар вкалывает яд обреченным животным.

– Нет, ты меня не понимаешь. Ты же не простой человек, не один из этих работяг, которые только и думают, как влить в себя литр водки и взгромоздиться на бабу?

– Кстати, ложиться под мужика хотя бы один раз в сутки – очень приятная перспектива, – заметила Валентина. – Но вы пока спорьте, а я кофе сварю… Там у нас в холодильнике что-то осталось?

Вот такая она и была – Валентина. Она готова в любой момент убить вас или лечь с вами в постель (смотря по обстоятельствам) – но когда дело касалось принципиальных споров, Валентина уходила в сторону. Ей это было неинтересно, как неинтересны бывают политзанятия в школе КГБ.

Пока она готовила кофе, мы с Виктором спорили. Спорили до пены на губах, до хрипоты. Индивидуалист, как и все колдуны (иначе бы он и не стал колдуном), Викториан не мыслил себя одним из винтиков однородной человеческой массы. Честно говоря, наблюдая со стороны его противоречивую натуру (ведь он же общался с нами, не принадлежащими к кругу Посвященных), я забавлялся, специально подкалывая, заводя Викториана и потешаясь над его бурными эмоциями.

Чем же кончились наши споры?

Мы сидели за столом, пили кофе, потом кофе и коньяк….

А Жаждущий? Если бы тогда, распивая кофе, мы знали, что происходит с ним…

Цветы на окне – мохнатые стебли; красно-коричневый глиняный горшок; маленькие красные цветочки, которые каким-то чудом расцвели в начале декабря…

Придя с работы, Светлана нашла Павла сидящим у окна. Он сидел, пустым взглядом уставившись в круговерть снежинок за стеклом. Он был несчастным и сам на себя не похожим. Что-то ушло из него. Та загадочность, самоуверенность, мужественность, которая привлекала в нем Светлану, исчезла. Теперь он стал простым врачом – неудачником, чья жизнь сложилась в череду серых, будничных дней.

Светлана была поражена. Как такое могло случиться? Или что-то произошло с ней самой, и теперь все вещи видятся ей в ином свете?

Павел сидел, тупо глядя в окно, загипнотизированный круговертью поднимающейся метели. О чем он думал? О своей вине? Скорее всего, нет. Он впал в ступор.

– Павел, – Светлана нежно положила руку ему на плечо. – Пашенька, что с тобой?

Он дернулся, словно в него ударила молния, но ничего не ответил.

– Да что с тобой, в конце концов?!

– Отстань! – его голос был неприятен, груб.

Но тело еще помнило его ласки, трепетное прикосновение его губ. В ушах ее эхом еще звучали слова любви.

– За что, Пашенька?

И на мгновение ему показалось, что перед ним не Светлана, а та противная рыжая вобла, которую он лишил девственности и убил в десятом классе. Он почувствовал, как тошнота воспоминаний подкатывает к горлу. Никогда он не забудет ее широко открытых от удивления глаз. Окровавленного лица…