— Не знаю. Вряд ли. Да что богатому человеку эта гроши! Пленка-то была на двенадцать кадров, а заказал он всего десять Хотя постойте… Кажется, один снимок все-таки забрал, тут же осталось девять…

Мастерская работала до девяти вечера. Помощник успел заехать туда и разыскать отрывной талон на имя Мулевина. Адреса не было. Зато значился какой-то телефон.

— Валентин Павлович, любуйтесь!

Девять снимков легли на стол следователя. Тот уже выслушал отчет помощника. Поздравлять его не стал — пока не с чем, кроме как со случайной удачей. Балакирев давно привык не радоваться заранее — нервы будут здоровее. Возможно, этот Мулевин вообще ни при чем, подвез как-то пьяную девчонку до дома… Поди докажи, что между ними было что-то еще.

Они вместе рассматривали снимки. На пяти из них фигурировала черная такса. В одном кадре ее поддерживала рука, явно девичья, с намазанными красным лаком ногтями. Еще один снимок, самый первый — синий «Опель-Кадет» и часть улицы. На этом кадре явно попробовали пленку, в таких случаях обычно снимают что попадется. Еще три кадра — картины природы. Грязный песчаный пляжик, озеро, лес на другом берегу. Некий мужчина с банкой пива — не в пляжных трусах, а в деловом костюме. Весьма дородная фигура, одутловатое лицо. Сам Мулевин?

— Хреновые снимки, — заметил помощник.

Балакирев согласился:

— Снимали бы что-нибудь интересное, а то — собаку. Хотя собака тоже пригодится.

— А местность-то знакомая. Валентин Павлович, мне кажется — это Измайловский парк.

Балакирев тоже считал, что это Измайловский парк.

Правда, по куску пляжа трудно было судить. Однако эти американские клены он хорошо помнил. Такие росли по берегам одного из озер в парке. Он сам жил неподалеку от парка, правда, редко выдавалось свободное время, чтобы сходить погулять с внуком. Следователь стал дедушкой в сорок два года и очень этим гордился, хотя видел потомка раз в месяц.

— А это, поглядите-ка — Ватутина? — Помощник показал на единственный снимок, где была запечатлена какая-то девушка. Правда, ракурс был странный — снято со спины. Девица лежала на полосатом красном полотенце, в купальнике. Фотограф явно подошел слишком близко, и поэтому спина получилась уродливо-огромной, какой-то выпуклой. Красноватая родинка под левой лопаткой девушки превратилась в гематому внушительных размеров.

— Постой-ка. — Следователь внимательно рассматривал фотографию. — Знаешь, Юр, это полотенце я уже видел.

Балакиреву не пришлось долго вспоминать, где именно он видел это полотенце. Оно фигурировало на том снимке, который Ольга подарила отцу. Следователь запомнил, что девушка на этом снимке была одета как-то странно — на плечах то ли какой-то цветастый халат, то ли накидка. Оказывается, полотенце. Именно это — красное в белую полосу.

— Ну да, один снимок Мулевин все-таки забрал. Как раз пятого мая. Наверное, сразу оттуда поехали в общагу к ее отцу. Что ж, такой кавалер на «Опеле» не мог дать ей четыреста рублей? Нужно папашу нищего обирать?

— Может, этот Мулевин жмот, — предположил помощник. — Ну что? Звонить ему или сперва найдем его адрес?

— Будем звонить, — решил следователь. — Вряд ли мы его спугнем. Это вам не шпана из подворотни. Такой быстро не спрячется.

Мулевин сам ответил на звонок. Услышал, кто его спрашивает, встревожился, когда упомянули имя Ольги, и попытался задать встречные вопросы. О смерти Ватутиной не произнес ни слова, следователь тоже не стал извещать об этом по телефону. Мулевин то ли ничего не знал, то ли делал вид, что не знает. На встречу согласился сразу, только с одним условием — не вызывать его в РУВД.

— Пойдут сплетни, что у меня неприятности с законом, — невесело пояснил он. — Мне это не нужно. Луч ше бы вы ко мне на дом приехали. Можно и прямо сейчас.

Даже лучше покончить с этим сегодня, чтобы завтра от работы не отрываться.