Книги

Замуж за короля? Ни за что!

22
18
20
22
24
26
28
30

По ходу рассказа меня накрывало осознанием, что всё сошлось одно к одному. Моё ощущение неправильности, желание изменить образ жизни, встреча с Марией-Виолеттой, единение наших магий, а теперь ещё и это. Было дико жаль, что в данный момент я не могу увидеть ни хозяйника, ни фею, разве что в одной из книг нашлись небольшие изображения, которые я когда-то посчитал просто картинками. Сказочными персонажами. Думал, что это книга сказок, тогда как вторая, без картинок, мнилась мне куда более серьёзной.

Обе они заинтересовали Виолетту (мы решили, что лучше всё-таки называть её именно так, чтобы случайно не проболтаться при посторонних), и совместными усилиями принялись их изучать. Раньше я не мог нормально их перевести, только пытался разобрать, потому что даже несмотря на то, что я учил язык зветландцев (в том состоянии, в котором он сейчас находился), читалось плохо. Оказывается, это всё потому, что сами книги оказались куда старше, чем я думал.

— Надо же, как хорошо они сохранились для пятисот лет! — Мне только и оставалось, что изумляться тому, что передавала мне Виолетта от своих магических помощников.

Они активно помогали нам расшифровывать книги, и выяснилось, что та, которая с картинками — это справочник по магическим существам, а вторая — просто кулинарная книга. Жаль, на неё были большие надежды. С другой стороны, очень любопытно попробовать ту еду, которую некогда готовили зветландцы. Потом, когда разберёмся с текущим геморроем.

Как никогда мне захотелось сей же час пойти к Лазарусу и провести брачный обряд, но… тогда Фердинанд узнает о нас слишком рано. До того, как мы выясним о его планах, а это вовсе ни к чему.

 

Виолетта

Прервать наши бурные обсуждения заставил… рассвет. Чёрт, получается, я сегодня вообще нормально не посплю, с другой стороны — не особо и хотелось. Энергия бурлила во мне, кровь бежала по венам в ускоренном темпе, единственное — сильно захотелось есть. Вот тут-то и пригодилась корзинка с вкусностями, которую принёс Фьор! Мы по-братски разделили пирожки и ватрушки с повидлом на четверых, правда Эйвери полакомилась только сладким, а Мойшта наоборот — мясным. Мы с генералом уплетали всё, что было, но особенно мне понравился морс — кисло-сладкий и такой освежающий, только я не смогла сходу определить, из чего он. Или хотя бы на что похож.

Спросить я не успела, так как кто-то попытался войти в мою комнату, но у него ничего не вышло. Дверь затряслась, а потом, когда Фьор снял звуковую защиту, раздались обеспокоенные голоса служанок.

— Мне пора уходить, — прошептал он мне на ухо, отчего новая порция мурашек проскакала по всему телу.

А потом этот гад принялся натягивать рубашку и ботинки! Жаль… Такую красоту и под одежду прятать — кощунство! Шучу, пусть одетый ходит, а на голого буду любоваться только я.

— Корзинку не забудь, — шепнула в ответ.

На прощание прижалась к его широкой груди, коротко поцеловала и проводила на балкон. Мойшта недовольно ворчал, что так недолго и проколоться, но позволил воспользоваться лестницей, а потом ушёл, скрыв и балкон с креслом, и дверь, которая вновь стала обычным окном. С остальных дверей комнаты магия тоже спала (Фьор постарался), и ко мне ворвалась целая толпа служанок во главе с Бернадеттой.

Фух, хорошо, что я догадалась привести постель в порядок, а то пришлось бы много чего выслушать.

— Девочка моя, что случилось? — обеспокоенно спросила компаньонка.

Она подошла ко мне вплотную, глядя при этом то на губы, то на волосы, а потом и вовсе подметила, что у меня как-то лихорадочно блестят глаза. Уж не заболела ли я?

— Да, я неважно себя чувствую, — для наглядности приложила руку ко лбу. — Голова что-то побаливает, и спалось беспокойно.

— Лучшее средство от головной боли — это ванна с маслом мяты, — постановила Бернадетта. — Но сначала надо проверить, нет ли жара.

Ой, а с этим могут быть накладки, учитывая горячую ночку. Пока компаньонка подносила ко мне руку, постаралась максимально успокоиться и приглушить внутренний огонь. Как водится, когда особенно сильно стараешься, получается ещё хуже.

— Да ты горишь, девочка!