– Ну, это просто. Он хочет победить. Но сомневаюсь, что ему нужна вульгарная победа силой оружия. Впрочем, он сам нам это скажет.
– Думаете? – Рузвельт резко поднял голову. Стекла очков хищно сверкнули.
– Уверен. Но вначале он нанесет нам тяжелое поражение.
– Где и когда?
– Ну, я вам не Господь Бог, – пожал плечами Нимиц. – Просто Лютьенс, при всех его нестандартных действиях, против логики не идет никогда. Наоборот, он даже слишком логичен, просто его построения мы не всегда можем понять до того, как сложится вся картинка. Просто тогда уже поздно.
– И вы считаете, что он вначале нанесет удар, а потом вступит в переговоры?
– Да. Это как раз простая логика. Они сильнее. Они это знают, мы это знаем. Но простые-то люди не знают! Стало быть, вам просто не дадут право на непопулярные решения. А вот когда он нас сильно побьет, когда все испугаются, он и начнет выдвигать свои условия.
– Вы сможете его остановить, адмирал?
– Не уверен. Скорее нет, чем да. Но я могу попытаться нанести ему серьезный урон, после которого у вас будет возможность вести переговоры не с позиции побежденного. Такой урон, чтобы они знали, что война с нами, даже победоносная, истощит их и не даст добиться своих целей.
– Каких целей? – Рузвельт выглядел очень удивленным. Стареет, теряет хватку, подумал адмирал. Впрочем, он не военный, кое в чем не разбирается. А вслух сказал:
– Мы в его списке явно не последние. Следующие – японцы, это ясно. Он их не жалеет и явно старается, чтобы мы с джапами перебили друг друга как можно больше. В принципе, он их уже подставил, фактически вынудив нас перебросить против них целый флот. Очень простой ход мыслей, кстати. Мы сцепимся, и кто бы не победил, потери будут страшные. А потом придет немецкий дядюшка и раздавит уцелевших. А вот что дальше, не знаю.
– Я вас понял, – кивнул Рузвельт. – С завтрашнего дня, Честер, вы будете командовать всеми военно-морскими силами Америки. Но вы обязаны… Слышите? Вы обязаны остановить этот проклятый Альянс. И если вы это сделаете, то, клянусь, когда придет время, вы займете мое место.
Откровенно говоря, неизвестно еще, как повернулось бы дело. Колесников, даже пользовавшийся опытом и знаниями Лютьенса, все же оставался удачливым выскочкой. Нимиц, как ни крути, был одним из лучших профессионалов этой эпохи. Глядишь, и придумал бы что-нибудь, сумел нейтрализовать численный перевес Альянса, разбить его по частям, перерезать коммуникации… Мало ли – а вдруг?
Но случилось то, что случилось. Американцы еще не привыкли жить войной, им непонятна была идиома «Когда нужно сделать? Вчера». И в результате Нимиц просто не успел подготовиться. В отличие от него, Колесников никогда не тянул без нужды, и промежуток времени между принятием решения и воплощением его в жизнь был минимальным. Адмирал Нимиц еще только принимал дела, а флот Альянса уже пришел в движение, и останавливать эту стальную лавину приходилось на сплошном экспромте.
– Это что такое? – офицер с классической русской фамилией Петров и единственным кубиком младшего лейтенанта в петлице оторвался от бинокля и посмотрел на него так, словно ждал ответа. Увы, великолепная оптика (Карл Цейс – это вам не шутки) хранила молчание. Тогда Петров повернулся и повторил вопрос, на сей раз адресуя его лейтенанту Борману (однофамилец, ни с какой стороны не родственник), занимавшемуся тем же самым, чем его русский коллега. Немец повернулся и нехотя ответил:
– М3, средний танк. Не знаю, модификация «Ли» или «Грант», но, думаю, это неважно…
– Я сам знаю, что неважно, – буркнул Петров. – Мне интересно, откуда это барахло здесь взялось, да еще в таком количестве.
Немец промолчал, поскольку, во-первых, не знал ответа, а во-вторых, вопрос был явно риторическим. Куда важнее было решить, что же им теперь делать. С одной стороны, приказ-то никто не отменял. С другой же, и на американские танки нарваться здесь не планировали совершенно.
Их вообще послали сюда, чтобы нейтрализовать аэродром. Вот-вот начнется большое наступление, с территории бывшей Канады сюда хлынут сотни танков при поддержке пехотных дивизий, и совершенно незачем, чтобы американская авиация обгадила всю малину. Самолетов у янки много, все не собьешь, а от ударов с воздуха танки беззащитны. Именно поэтому к известным аэродромам противника заранее выдвигались маневренные танковые группы. Шли по ночам, днем маскируя технику и пережидая светлое время суток. И вот они успешно добрались – а здесь американцы. И прежде, чем стать самым эффективным, по словам товарища Рокоссовского, средством ПВО, сиречь танком поперек взлетно-посадочной полосы, им предстояло решить вопрос с внезапно многочисленным противником. А главное, времени нет совершенно!
Петров быстро прикинул. У американцев два десятка танков, но пехоты почти нет. Так, человек с полсотни, включая охрану аэродрома. И сам аэродром, на котором с удобствами расположились аж полсотни самолетов. У него (а он, хотя немец был старше по званию, как командир танкового взвода командовал операцией) четыре Т-34М. Было пять, но один вчера сдох. Карданный вал в глотку тому инженеру, который разрабатывал воздушные фильтры! Паршиво. А ведь для него это, вдобавок, первый бой. Офицеров катастрофически не хватало, а потому их всех выпустили ускоренно, дали звания младших лейтенантов и поставили командирами танков. Только его, непонятно за какие заслуги, еще и командиром взвода. Честь, конечно, но и спросят с него, и всем будет плевать, что он ничем не лучше остальных.