Через несколько минут Изабель забыла о своих огорчениях. Сверкающие залы казались ей картинкой из сказочной страны, ибо юная душа ее была по-весеннему свежей, и пресыщение, приходящее с опытом, еще не поселилось в ней.

Да и как могла она помнить о сломанном крестике, отвечая на учтивые поклоны и внимая медоточивым речам, которые лились в ее нежное ушко?

— Привет! — воскликнул студент Оксфорда с внушительной рентой в будущем, прижимавшийся к стене, чтобы не мешать вальсирующим парам. — Я думал, ты больше не посещаешь подобные места.

— Так оно и было, — ответил кутила-аристократ, к которому он обращался. — Но сейчас я в поиске, и мне волей-неволей снова приходится бывать в них. Я полагаю, нет места скучнее танцевальной залы.

— И что же ты ищешь?

— Жену. Мой папаша приостановил мое денежное содержание и поклялся собственной бородой, что не даст ни шиллинга и не заплатит ни по одному из моих долгов, пока я не возьмусь за ум. В качестве предварительного шага к этой благой цели он настаивает на женитьбе, и вот теперь я подыскиваю себе подходящую партию, ибо дела мои обстоят гораздо хуже, чем ты можешь себе представить.

— Ну, тогда женись на новой красотке.

— Кто она?

— Леди Изабель Вейн.

— Покорнейше благодарю, — ответил граф. — Но предпочтительней иметь респектабельного тестя. У нас слишком много общего с Маунт-Северном, и мы можем в конце концов столкнуться лоб в лоб.

— Ну нельзя же иметь все сразу! Девица необыкновенно хороша собой. Я видел, как этот повеса Ливайсон увивался возле нее. Он воображает, что ни одна женщина не устоит перед ним.

— Чаще всего так оно и бывает, — последовал спокойный ответ.

— Терпеть его не могу! Он такого высокого мнения о себе, о своих вьющихся волосах, ослепительных зубах и белых руках; он безжалостен, как сова. Что это за история с миссис Чартерис, ну та, которую замяли?

— Кто знает. Ливайсон ведь скользкий, как угорь; он вышел сухим из воды, а женщины заявили, что это была вина скорее не его, а противоположной стороны. Подавляющее большинство согласилось с этой точкой зрения. Да вот он идет, и дочь Маунт-Северна с ним.

К ним приближались Фрэнсис Ливайсон и леди Изабель. Он, вероятно, в десятый раз за этот вечер, выражал сожаление по поводу злосчастного происшествия с крестиком.

— Я чувствую, что никогда не смогу искупить своей вины, — тихо говорил он, — даже искренним благоговением перед Вами в течение всей моей жизни.

Голос его был полон восхитительной неги, ласкающей слух, но опасной для сердца. Леди Изабель подняла глаза и увидела, что он не отрываясь смотрит на нее с глубочайшей нежностью, как бы говоря что-то на языке, который был еще неведом ей. Густой румянец снова вспыхнул на ее щеках, она опустила глаза и что-то еле слышно ответила.

— Берегитесь, берегитесь, юная леди Изабель, — тихо прошептал студент, когда они прошли мимо. Лживость этого человека не уступит его росту.

— Я полагаю, он мошенник, — заметил граф.

— А я знаю это наверное: мне о нем кое-что известно. Он разобьет ей сердце ради удовольствия похвастаться победой над такой красавицей, а затем безжалостно отшвырнет ее, поскольку у него самого нет сердца, которое он мог бы подарить в ответ.