– Очухался, спрашиваю? – повторили вопрос.

Голос смутно знаком, но хозяина его Микмак опознать не смог. Надо ему ответить, а то не перестанет колотить по спине. Еще ребра сломает.

– Д… – Микмак хотел сказать «да», но горло будто медведь огромной лапой сжал.

– Ну, прокашляйся тогда.

По спине снова похлопали, на этот раз несильно, по-дружески. И тут Микмак вспомнил, чей это голос. Он резко обернулся: так и есть, в лодке позади него, широко расставив ноги, стоял Хармс.

– Зачем ты меня спас? – хрипя, спросил Микмак. Стоило больших усилий не закашляться. Правая рука сама потянулась ко лбу, ногти заскребли по волосам. Дурацкая привычка!

Хармс отвернулся, нахмурив брови. Он с ненастоящим интересом рассматривал что-то на сверкающей в последних на сегодня лучах солнца воде. Там ничего не было, да и не видел Хармс воду. Он старательно отводил глаза, словно нашкодивший пацан.

– Жалко стало, – тихо проворчал машинист.

Он не то стеснялся собственной жалости к Микмаку, не то того, что Микмак был его пленником. Или теперь он свободен?

– Как ты меня здесь нашел?

Микмаку, почти поборовшему приступы удушающего кашля, наконец, удалось осмотреть окрестности. Плавучую платформу, на которую загрузили «бютен», уже успели отбуксировать метров на пятьсот в сторону берега. То есть времени прошло не меньше двадцати минут с тех пор, как ненужных теперь людей Старика Ромеро бросили на корм рыбам. И его, Микмака, в том числе. Хотя, неизвестно, сколько времени Хармс приводил его в чувства в лодке.

Машинист молча поднял со дна лодки большой круглый шар. Буй был ярко-красного цвета и привязан к длинной тонкой веревке, мокрым мотком валяющейся под ногами. Микмак знал, что это. Он сам оставлял такой же самонадувающийся буй – а может быть, даже именно этот – на одной из тех цистерн с красными полосами. Только веревка у него была покороче.

– Ты меня пометил, что ли?

– Да. Я не нырял, вытащил тебя за эту веревку.

– Это линь.

– Какая разница?

– Никакой. Просто так называется. – Микмак почувствовал, что говорить стало легче. – Тебе же не разрешили оставлять меня в живых.

Хармс прикусил губу и фыркнул.

«Странно, – подумал Микмак, – он рассуждает так, будто уже умер. А может быть, и в самом деле ему это все только кажется? Так сказать, бред угасающего сознания?»

Микмак потянулся и резким хищным движением схватил Хармса за лодыжку. Машинист рефлекторно отдернул ногу. Нога, как нога, теплая и волосатая. Микмаку стало смешно, и он снова закашлялся.