Глава 70

На Сенную я подоспел в самый разгар драки Эдетты с каким-то чернявым мужичонкой. Схватив нападавшего за ворот армяка, я отбросил его в сторону, в стойло к лошадям и стал успокаивать Эдетту.

Девушка рассказала, что подошел какой-то улыбающийся то ли грек, то ли еще какой-то нехристь и дал ей сахарный петушок.

– На, – говорит, – девушка, полижи его, а сам под подол полез. Раз я его петушка лижу, то и он своего петушка мне под подол запустит.

– Я взяла этого петушка, в рот ему воткнула да по челюсти вдарила, а тут и ты подоспел, – говорила радостная Эдетта, видя, что она не одна.

Мужичонка валялся под ногами у лошадей, держался за рот и что-то нечленораздельно мычал.

Тут набежали менты, извините – стражники – и повязали меня с девушкой. Разбирательство было коротким – глаза голубые, волосы русые, бакшиш не дают – виновны. Бросили в яму. Меня – в мужскую, Эдетту – в женскую.

Яма она и есть яма. Вырыта в незапамятные времена. Дно утрамбовано, а в нем дерьмо плавает и десять мужиков стоят по щиколотки. Вода, если ее так назвать, потихоньку все равно в землю впитывается, а что не жидко, то в дно и втаптывается. Запах стоит такой, что аромат любого вокзального туалета покажется благовонием по сравнению с ним. В бабской яме положение не лучше.

В яме сидели в основном невиноватые, такие, как я. Вора за руку схватил, и вот вор на свободе, а любитель правопорядка в яме. Бабу защитил – в яму, а насильник ухмыляется. Другие в яму попали из любопытства. Подошли позубоскалить да на арестантов сверху поплевать, а вот возьми ж ты, поскользнутся на нечистотах да в яму и падают. Дерьмом перемешаются и не понятно, кто и где. А стражники они что, им разбираться не нужно – раз в яме сидят, значит – варнаки. Мужик тут недавно так же упал и все мычал, а потом говорить начал, что он тут ни при чем, просто полюбопытствовать хотел.

От мужика-то и я понял, почему тот чернявенький мычал. Ему сахарным петушком зубы сцепило. Помнится, в молодые годы, классе в седьмом, мы ходили походами по нашей области и в одном уездном городке посетили кондитерскую фабрику. Фабрика эта была в небольшой избе и выпускала карамель «Дунькина радость». Так вот, пока карамель эта не застынет, ее нипочем в рот брать нельзя. Зубы намертво сцепляет. У нас тоже так было, еле квасом отпоили.

Я сидел и размышлял о том, почему на Руси в Смутное время порядки такие же, как и у нас, когда в стране главенствует двоецарствие. Это как комиссар с политработником – комиссар ни уха, ни рыла в военном деле, а везде суется и сам командовать норовит, а командиру приходится у него на побегушках быть, потому что партия в руках комиссара, а она любого человека в дерьмо может превратить, изгнав из своих рядов и лишив всех должностей. Может, партии вообще разогнать все, а главной идеологической силой сделать Конституцию и родину – Россию. И лозунг – все для России и во благо России! Все, что ты делаешь, должно быть во благо России и Конституция тебе это позволяет делать и даже обязывает.

Так, а ведь я при задержании меня стражниками тоже что-то насчет Конституции говорил и в отношении моих гражданских прав. Вот они, гражданские права, у меня под ногами чавкают. Может, если бы я о них не распинался, то мы с Эдеттой получили бы коленкой под зад и дожидались бы Фрола с известиями о том, как закончился умной поединок первого боярина и княжича. Или снова княжич с ножичком игрался?

– Ты опять здесь? – обратился ко мне какой-то мужик с жиденькой бородой и в рубахе-распояске. – Либо ты сам везде лезешь или у тебя планида такая в тюрьме посидеть?

Я присмотрелся и глазам своим не поверил. Это же Хесус!

– А ты-то что здесь делаешь? – спросил я. – Здесь яма намного хуже московского обезьянника.

– Это и хорошо, что хуже, – согласился Хесус, – я здесь грехи ваши искупаю. Стараюсь сущность вашу понять: кто вы вообще такие, откуда взялись и зачем вы эту землю заселяете, ничего на ней не делая. Вам Господь такие богатства дал, а вы как собаки на сене – сам не гам и другим не дам.

– Слушай, Хесус, – зашипел я, – ты чего как сотрудник американского госдепартамента заговорил? Я ведь не посмотрю на то, что ты фокусы умеешь делать, так врежу по сопатке, что позабудешь, как наши земли иноземцам предлагать.

– Вот в этом вся ваша сущность, – усмехнулся Хесус, сумев меня раздраконить, – вместо дискуссии кулаком по носу. Вы и партийные дискуссии после ленинской революции заканчивали кулаками да расстрельными лагерями. Чего вы все в городах сгрудились? Дайте людям землю. Сколько они пожелают, столько и дайте для использования в интересах вашего государства. Вы же весь мир станете кормить, отбоя от приезжих не будет, промышленность придется развивать, чтобы земледельцев техникой обеспечивать, заживете как короли, американцы еще к вам на поклон будут ездить, а так прозябаете как бомжи, не желающие жизнь свою улучшать.