– Ты кто такой? – спросил полицейский.

– Человек, – сказал, – и вообще, товарищ полицай, вы ко мне должны обращаться на вы.

– Человек? – закричал полицейский с вопросительной интонацией. – Ты не человек. Ты вообще никто. У тебя даже чипа нет. И обращаться ты ко мне должен так – гражданин народный полицейский. Давай сюда обе руки.

Я протянул руки и почувствовал, как на большие пальцы рук мне надели два кольца, жестко скрепленные между собой.

– Пошли, – сказали мне, – и, если вздумаешь бежать, то попробуешь мою электрическую палку.

Бежать мне было некуда, и я пошел туда, куда меня вели.

В привокзальном отделении милиции меня втолкнули в комнату без окон. Дверью комнаты была металлическая решетка, открытая взору дежурного.

– Вот он – «обезьянник», – подумалось мне, – наконец-то сподобился…

В обезьяннике сидел старичок и что-то жевал.

– Садись, мил человек, – сказал старик, – в ногах правды нет. Ее вообще нигде нет. А тебя за что сюда?

– Да ни за что, дед, – сказал я.

– Уголовный значит, – согласился дед, – уголовных завсегда ни за что сажают.

– Не уголовный я, а вот за что здесь, не знаю, – сказал я.

– Тогда, значит, политический, – подытожил старик, – над Учителем смеялся?

– Да не смеялся я ни над кем, – начал я злиться, – просто песню не пел, а меня деваха одна за это и заложила.

– Все правильно, – сказал мой сокамерник или, вернее, сообезьянник, – без патриотов нынче ни шагу. Вас распусти, так вы все переломаете тут, революций всяких наделаете, а мы живем спокойно, размеренно, стабильно.

– Глядя на тебя, вряд ли можно сказать, что вы живете хорошо, – ухмыльнулся я.

– А ты не ухмыляйся, – обиделся старик, – у нас каждый живет в своем мире и каждый считает, что он живет хорошо.

– Это вас тандем научил так говорить? – съязвил я.

– Какой тандем? – удивился старик, – у нас никаких тандемов нет.