Да Ся опустилась на свое место.

– В убийстве эрцгерцога есть своя горькая ирония, не правда ли? В том, что смерть одной малозначимой королевской особы привела к таким жертвам. Только представить себе, к мировой войне!

– Только представить себе, – повторила я.

Губы онемели и не слушались. На пыль я не смотрела. Никто не смотрел. Сбоку я слышала прерывистое дыхание Сиднея. Можно сказать, чувствовала его, как будто наши тела были прижаты друг к другу.

– Это война мировая, только если не считать Африку, – заявила Тэнди, наследница одного из великих тронов Африки, весьма щепетильно относящаяся к этому факту. – И Центральную Азию. И Южную Америку.

Мы, семеро, уже так долго были вместе, что в минуты большого напряжения могли вести разговоры, состоявшие из самых типичных наших фраз. Сейчас как раз такой разговор и шел. Сидней надтреснутым голосом сказал, что, начнись война между пингвинами и белыми медведями, Тэнди все равно объявит ее евроцентричной. Тэнди ответила что-то резкое, а Хан, у которого с юмором всегда было плохо, заметил, что пингвины и полярные медведи живут на разных континентах и, следовательно, никаких войн между ними не отмечалось.

Такими заранее заготовленными репликами мы обсуждали историю, как прилежные ученики, – и оставались на местах, как добросовестные заложники. Грего по-прежнему молчал, ероша побелевшей рукой еще более белые волосы. Маленький Хан смотрел на Грего словно в недоумении. Да Ся подобрала под себя ноги, сев в позу внешней безмятежности. Один Атта, который за два года не произнес ни слова, открыто смотрел в окно. Глаза у него были как у мертвой собаки.

Беседа в классе затухала. Сходила на нет.

От стола, стоявшего рядом с моим, доносился едва слышный звук: это Сидней постукивал по тетради. Приподнимал пальцы на миллиметр, затем ронял, приподнимал и ронял. На скулах и губах у него выступили бусинки пота.

Я отвела взгляд от Сиднея и заметила, что пыль стала намного ближе. В основании облачка вскидывалась маленькая точка – всадник. Уже можно было разглядеть крылья.

Значит, наверняка. Не просто всадник, а Лебединый Всадник.

Лебединые Всадники – человеческие существа, состоящие на службе Объединенных наций. Всадников отправляют официально объявить войну – вручить уведомление и убить заложников.

Заложники – это мы.

И мы знали, кто из наших стран, скорее всего, вступит в войну. Лебединый Всадник ехал убить Сиднея и меня.

Сидней Карлоу, сын губернатора Конфедерации дельты Миссисипи. У него не было титула, но зато имелся античный профиль. Такое лицо подошло бы сфинксу, разве что уши торчали в стороны. И ладони большие. А теперь вот наши две страны…

Страна Сиднея и моя находились на грани войны. Все сложно, но все очень просто. Его народ страдал от жажды, а у моего была вода. Его люди дошли до отчаяния, а мы были непреклонны. И вот теперь – взбитая пыль на дороге. И почти наверняка уже…

– Дети? – прожужжал Дельта. – Мне нужно напоминать вам тему урока?

– Война, – сказал Сидней.

Я уставилась на карту, висевшую прямо передо мной. Одноклассники старались не смотреть ни на Сиднея, ни на меня, это чувствовалось. Чувствовалось, как они пытаются не жалеть нас.

Жалости никто из нас не хотел.