– Не похожа ты на внучку жреца, согласись… – проворчал Буривой.

– Это уже неважно… – проговорила девушка. В тепле шатра ее неудержимо потянуло в сон. – Извини, княже, за мой вид, я две ночи добиралась до вас…

– Что случилось? – насторожился Буривой. – С дедом плохо?

– Деда больше нет, – равнодушно ответила девушка.

– Что-о?

– Воины Йерика кунингаса напали на Кирьялаботнар, – по-прежнему безразлично сказала Дана. – Линнавуори[56] и деревню нашу пожгли, всех вырезали, кто в лес не успел убежать, а деда повесили на святом дереве… Буривой выпрямился и скомандовал Ларни:

– Буди всех! Живо!

Ларни исчез, а князь склонился к Дане:

– Это правда?

Дана пожала плечами.

– Я не за тем ноги сбивала, чтобы врать…

– И много тех воинов?

– Я насчитала пять десятков лодий, и там еще были, и все лодьи велики, каждая сотню свободно вместит… И они все идут сюда, княже!

– Та-ак… – тяжело измолвил Буривой. – Ладно, Дана, ложись и спи, а я пойду!

Девушка добрела до топчана, легла и мгновенно уснула.

– Намаялась, бедная… – пробормотал Буривой.

Тихонько стащив с Даны грязный плащ, он обнаружил, что девушка нага, и только головой покачал: натерпелась, девонька… Укрыв ее теплым овчинным одеялом, он вздохнул и вышел вон.

Дождь перестал, но воздух был прохладен, тянуло сыростью, река Кумена за густым тростником шумливо ворочалась в узких берегах.

Сотники, хмурые и встрепанные, предстали перед князем, переминаясь и поправляя пояса с мечами.

– Не на меня злитесь, – пробурчал Буривой, – а на ворога. Свеи припожаловали!