– Если она живая, я ей новую жизнь дам, – сказал Захаров. – Другую. Память сотру обо мне и о том, что она псионик. Пусть нормально поживет, не так, как я. И детей нормальных родит, не то что это…

Он запнулся, а я перехватил его взгляд. Академик лишь мельком глянул на останки тела Кречетова, но мне хватило, чтобы все понять.

– Ты реально чудовище, Захаров, – потрясенно сказал я, не в силах поверить в то, до чего сейчас додумался. – Вы оба. И ты, и твоя дочь. То есть там, в вертикальном автоклаве был… мой ребенок?

– Ваш ребенок, – кивнул академик. – Ты правильно сказал – был. Наверно, и к лучшему, что был. Кажется, заигрался я с наукой. Хотел достичь всего – и потерял все. Можешь не ходить к ней, я отсюда вижу. Обычная реанимация тут не поможет. Она уже пару минут как мертвая – со сломанной шеей долго не живут даже мощные псионики.

Я посмотрел на Арину. Ну да, она умерла. Хотя, когда я у нее «смерть-лампу» забирал, вроде еще дышала. Надо же, вроде не очень сильно головой приложилась, а нá тебе, не выжила. Кто бы мог подумать? Хрупкая штука жизнь, даже у мутантов – что уж про обычных людей говорить.

– А ведь ты хотел, чтобы она умерла, – сказал я. – Почему?

Захаров молчал.

– Хотел же, признайся?

Ученый помолчал еще немного, словно задав тот же вопрос самому себе, и ожидая ответа. После чего пожал плечами.

– Наверно, ты прав. Хотел. Смерть – бесценный опыт. Даже если я верну ее к жизни, она уже не будет такой, как раньше. И псиоником точно не будет – даже клиническая смерть начисто выжигает пси-способности, это я доказал еще пару лет назад…

Он говорил что-то еще, но тут мой взгляд упал на один из мониторов, которыми была увешана вся стена. Почти все они не работали – похоже, те, кто штурмовал сейчас бункер, уничтожили камеры. Но то, что показывали оставшиеся, мне решительно не понравилось.

– Похоже, не получится у тебя никого вернуть к жизни, – сказал я. – И нам с тобой придется заодно склеить ласты.

– Это почему? – удивился Захаров.

– Глянь туда, – я ткнул пальцем в один из крайних мониторов.

Академик подслеповато прищурился.

– А, это мой старый знакомый полковник Геращенко там что-то мутит после того, как его мои кибы потрепали, – сказал он. – Амбициозный бездарь. Уже второй раз пытается вскрыть мой бункер, и все без толку.

– Боюсь, на этот раз у него может получиться, – сказал я.

Захаров достал из нагрудного кармана белого халата очки, нацепил на нос…

– Понятия не имею, что это такое, – сказал он, рассмотрев в мониторе, чем занимаются солдаты полковника. – Похоже на орудие, но верхняя часть бункера сварена из броневой стали толщиной в полметра, усиленной растолченным в порошок артефактом «Нейтрализатор». Любое динамическое воздействие на такую броню полностью нейтрализуется, так что стрелять по бункеру бесполезно.

– Это не орудие, – покачал я головой. – Это «смерть-лампа» артиллерийского калибра. Я такую в Америке видел, в Хармонте, когда «мусорщики» через гигантский портал в ту Зону направили что-то вроде летающего крейсера. Думаю, она превратит в пыль и бункер, и все, что под ним, – они как раз эту штуку под нужным углом устанавливают.