Щёлк… Замок звякнул, упав на пол. Матрос открыл глаза. Дужка была ровно срезана, словно бритвой по бумаге.

– Ну вот и красава! – обрадовался Двуха, – а то бы мне пришлось рукой выносить.

Матрос опять поймал на себе завистливый взгляд Барби. Посмотрел длительность отката – шесть часов.

Отложив выдачу красных Жемчужин для Матроса и Барби, Шайба раздал «Двум Д» по две жёлтых Горошины. Он напомнил всем, кто забыл или не знал, что принимать цветные Горошины можно не более раза в сутки, не чаще, чем на протяжении трех дней. Иначе можно переборщить и спасительные дары могут превратить в большую жадную лягушку, которую хоть зацелуй, уже не вернуть в человеческий облик. Особенно это предупреждение касалась Двуху, который в своё время чудом не мутировал. Ему сильно повезло, раздуло до богатыря, а дальне не пошло. Ни Дубок ни Двуха не имели внутренней ячейки и распихали по карманам свои Жемчужины, принимать которые им следовало не ранее чем через неделю. Эти Жемчужины были главным товаром и целью существования в этом мире.

Шайба мог понять предыдущую жадность Двухи. Ритм этой жизни был быстрее, чем жизнь бабочки однодневки. Здесь нужно быть сильным и уметь выживать. А те, кто не адаптировался – умирали. И умирали очень быстро.

– А что случится? Человек загнётся от передозировки Жемчужинами? – уточнил Барби–Барбос.

– Говорю же станет Жабой, Квазом станет, – Шайба опомнился, что разговаривает с нулёвкой, конкретизировал ответ, – Станет сильным как скотина и некрасивым как один из мутантов.

– А чего плохого быть Квазом? Ведь тут все хотят быть ловчее и сильнее. – Скорее в воздух спросил Барби.

– Ага, всё хорошо, только петрушиться–то как? Морковка отсыхает почти сразу, – заржал Банан, – Что Квазом быть, что Цифрой, фиг в койке покувыркаешься, не выйдет. Только спать да жрать и остаётся. У Квазов хоть желание сохраняется, а Цифры те, как снеговики, головой мотают, а внутри холод и лёд.

– Тишину создали быром! – рявкнул Шайба, – Работаем по плану, остальные, кому мало Жемчужин, те с дохлых мутантов позже выгребут.

Дальше продвигались в рабочей тишине, в руках Матроса находились уже два знакомых пистолета. Промелькнула мысль, а может, как выдадут патроны попробовать порешить их всех, да уйти с Янкой? Но куда идти? С трёх сторон Чернота, на которую нам нельзя. В подземном туннеле без электрика никак. На северной стороне «сорок третьего сектора», так его назвал Главарь, находился город Ленинград. А там бродили тысячи зараженных, по словам бандитов.

– Никому не советую рыпаться! – словно услышал мои мысли, спокойно и настороженно вновь напомнил Шайба.

Через двадцать минут мы все пришли к выпирающей части пятиэтажки, выстроенной, как и обещано, буквой Г. На первом этаже в половину высоты был стеклянный витраж на всю длину здания, в обе стороны. Пыльные стекла витража были опутаны паутиной, оставаясь вполне прозрачными. Внутри магазина было тихо и жутко. Дом без людей – как недавно умершее животное, мухи ещё не ползают, но жизни в нем уже нет…

Банан давно активировал свой дар, звук разбитого стела никто в округе не услышал. Часть отряда осталась ожидать у входа, пока Банан уводил двух пулеметчиков на первую позицию. Смешно выглядел удаляющийся с пулеметом гигант Двуха в шлёпках и шортах от Галифе. Банан вернулся и оставшиеся пошли в противоположную сторону от «Двух Д».

Первый этаж здания в прошлом был огромным магазином одежды, о чём свидетельствовали надписи Мужской, далее Женский зал. Одежды ни где не было, лишь повсюду валялись разбросанные деревянные плечики. От наших шагов пыль разлеталась в стороны, словно тополиный пух.

– Я на верх. Яна со мной. Взводите оружие и слушайтесь Банана, – Шайба раздал магазины с патронами, – И не шалите, туристы! – уходя бросил нам главарь.

Матросу сразу вспомнился анекдот про медведя и туриста, эта мысль его не обнадёживала. Но деваться было некуда. Стояли в форме перевернутого треугольника, слева – Матрос, справа – Барби, а сзади на них смотрел автоматный ствол Банана.

Внезапно между Матросом и Барби пролетел кусок кирпича, он с грохотом разбил стекло витрины. Это Банан кинул силикатный кирпич, выключив свою звуковую глушилку. Сердце Матроса ускоренно заколотилось, из разбитого проёма в наше пыльное помещение пахнуло свежим воздухом.