нять образ кича 1990-х годов и дешевых лент. В первые годы мы с Марком пытались упросить его изменить старый сайт 1998 года. Он сказал, что нам даже не нужен сайт – что успех компания передается из уст в уста. «В каком веке ты живешь? – гадала я. – Или, скорее, на какой планете ты живешь?» Чтобы считать все это нормальным, Кит Раньер должен был жить в другом мире.

Но за пониманием правды о NXIVM последовали переживания о себе. О боже мой, я в культе. СМИ. Мачеха… Все эти годы люди говорили, что это культ, и были правы. Я была не права. Я вспомнила, как мой агент дразнил меня, говоря, что я еду в Олбани, чтобы обрить голову и пить козью кровь. Я вспомнила, как одна из близких подруг просила поговорить с ее мужем Пепе, который «провел исследование деятельности NXIVM» и не обрадовался результатам.

– Я готова ответить на все его вопросы, – сказала я подруге.

В кафе Пепе сел со мной, показывал все негативные статьи о NXIVM и попросил меня объяснить их. Я спокойно рассказала о компании очернения: как Кит сделал столько хорошего в мире и как общество отказывается от прогресса. Недавно один из наших учеников в Нью-Йорке начал ходить на занятия ПУР. Он страдал от синдрома Туретта, тика и выкрикивал оскорбления во время интенсива. «Побочный эффект»

его работы на «Полосатом Пути» проявился в снижении числа приступов и проявлений тика. Нэнси и Кит пытались повторить то же самое с другими пациентами с синдромом Туретта и получили поразительные результаты. Они словно бы нашли лекарство от этого синдрома и даже сняли красивый фильм, документируя процесс с пятью участниками, которые так же быстро показали положительные результаты. Именно такой вид доказательств удерживал меня в компании до конца NXIVM. Я открыла ноутбук, чтобы показать Пепе трейлер фильма про синдром Туретта, но он закрыл его.

– Я верю, что в этом есть и что-то хорошее. Но я спрашиваю о плохом.

Этот тяжелый разговор с Пепе посадил семя сомнения во мне. Он призвал меня подумать – должна же быть доля правды во всех статьях, накопившихся за все эти годы. Действительно ли Кит терял миллионы Бронфман на рынке акций? Кем были эти несовершеннолетние девушки, в отношениях с которыми его обвиняли? Что насчет исков? Впервые я осознала, что не знаю ответов.

Нас учили не задавать вопросы, хотя было о чем задуматься. Наше с Марком открытие подтверждало, что я не безумна… Но с каждым новым фактом о NXIVM приходили и новые вопросы о себе. Я тупая? Я действительно купилась на все это? Почему я оставалась в компании так долго?

До этого момента я боялась, что они опубликуют мои материалы для DOS, но, поговорив с Марком, поняла, что это бред. Наш договор о конфиденциальности защищал только Марка, но почему-то и мне так было спокойнее. Впервые за долгое время мы общались свободно словно двое друзей.

– Помнишь, как ты говорил о той группе женщин? – спросила я его. – Марк, я часть ее. Меня позвала Лорен, и все хуже, чем ты думаешь. Они клеймят нас.

– Они делают… что?! – Марк был в ярости. Это он привел меня в эту организацию, а я привела многих других. Он чувствовал свою ответственность, как и я. – Нужно выбираться, к черту гарантии. К черту их! Все это очень опасно, Сара. Я думаю, это секс-торговля.

Моя голова уже кружилась. Казалось, что пол уходит из-под ног и мир вокруг меня двигается. Это глюк в матрице. Складывалось впечатление, что голова сейчас взорвется.

Мы четыре часа обсуждали все подробности по телефону и соединяли воедино элементы пазла, чтобы понять всю картину. Марк признался, что многие годы он призывал меня больше вкладывать в компанию, инвестировать, развивать отношения с Китом, потому что так ему велели руководители. Это словно вирус. Я полностью этого не понимала, потому что Кит хорошо умел держать нас в отдельных «камерах», подальше

друг от друга. Он и внутренний круг использовали благородные идеи о мире и превратили нас двоих в главных спикеров, которые приводили тысячи людей, чтобы Кит мог выбирать того, кого хотел. Они взывали к нашей внутренней морали, а эта тактика, как я позже узнала, была характерна для культов.

А в это время я думала: «Вау, вот система, которая действительно говорит о том, чем нужно заняться в мире, а не просто ведет пустые разговоры». Но это были и не просто пустые разговоры, они разрушали жизни людей и их тела.

Как только мы с Марком положили трубки, я стала лихорадочно названивать Сюзанне и попросила ее сразу же прийти ко мне. Мне нужен был союзник. «Но я веду интенсив!» – запротестовала она. «Просто скажи, что у тебя срочное дело по семейным обстоятельствам и приходи сюда». До этого момента все кусочки пазла парили в моей голове, пока я пыталась понять частью чего я стала, но переломный момент наступил, когда я попросила Сюзанну взглянуть на клеймо внизу моего живота.

– Во-первых, – сказала я ей, – тебе такое не поставят.

Мы вышли на свет… И там она внимательно рассмотрела метку и поняла, что это не символ, олицетворяющий элементы природы.

– Видишь? – спросила я ее. – Это «Э» и «М». Как думаешь, это значит «Эллисон Мэк»?

Сюзанна внимательно изучила буквы. Но потом она резко повернула голову, и выражение ее лица изменилось. Она взглянула прямо на меня.