– Шерсть! – неуверенно позвал он.
Квартира ответила тишиной.
Шкаф помог ему подняться на ноги. Прижимая к груди почечуевскую рукопись и слегка пошатываясь, Игорь пошел выяснять обстановку. Он двигался по коридору, заглядывая подряд во все двери, но ни в спальне, ни в стенном шкафу, ни в какой-то еще темной комнатке ему не встретилось ни души. Добравшись до туалета, Нефедов на некоторое время прервал свои поиски. Последняя дверь была дверь на кухню, но… Лучше бы он ее не открывал! Зрелище, обрушившееся на Игоря, чуть не заставило его опять потерять сознание. На полу шерстяновской кухни лежал женский труп, а рядом в луже запекшейся крови валялась большая чугунная черная сковорода.
Часть третья
Куда глаза глядят
Налево… направо… опять налево… Дома поворачивались в глазах и в последний миг расступались, образуя очередной проход. Нефедов шел очень скоро, но, в каком направлении, совершенно не сознавал. Казалось, он управлялся извне, как человечек из детской компьютерной игры-бродилки. Но кто же давил на клавиши? Кто смотрел человечку в спину и гнал его без пути по московским улицам? В действительности – никто; бег его был истерический. Так подействовало на Игоря увиденное на шерстяновской кухне. Люди по-разному реагируют на кровь и трупы. Кто-то пробует у жертвы пульс и звонит в милицию, кто-то вопит и лишается чувств. Игорь же просто потерял контроль над собственными ногами. Ноги сами выбежали в прихожую, прыгнули сами в ботинки и помчали его куда-то. Куда – неизвестно, но лишь бы подальше от жуткого места.
Только шнурки на ботинках сами не завязались.
Компьютерный человечек падает, подстреленный, например, из бластера. Нефедов был должен тоже – раньше ли, позже ли, но упасть. Все уложилось в одну секунду: вскрик, полет, два удара о землю. Прежде чем Игорь спланировал на асфальт, он, словно бомбу, выронил «Провозвестие» – это было уже второе совместное их падение. Позднейшие впечатления вытеснили у Игоря мысль о рукописи, но оказалось, что до последней минуты она оставалась у него под мышкой.
К счастью, на этот раз все обошлось без травм. Нефедов почистил ладони и обдул с двух сторон фальшивую обложку «Провозвестия». Оглядевшись по сторонам, он заметил невдалеке автобусную остановку с лавочкой. Присесть и перевести дух – вот что ему было сейчас нужно. Игорь побрел к остановке, стегая асфальт шнурками, – теперь этот звук он слышал.
Но очувствоваться, прийти в себя скоро не получалось. Довольно долго он просто сидел, оцепенело созерцая уличное мельтешение. Кто-то со стороны мог принять его за человека, ожидающего автобуса, а Нефедов ждал, когда к нему вернется способность мыслить.
И мысль его постепенно оживала. Первый осознанный им вопрос был из области топографии. Где же теперь находился Нефедов? Куда занесли его самобеглые ноги? Карту Москвы он знал неважно, а вид окружающей городской застройки подсказок не содержал. Везде, куда ни посмотри, высились, стлались и громоздились жилые и нежилые здания; в просветах меж ними видны были еще похожие. Это был просто какой-то район; здесь жили, работали и от разных причин умирали люди. В такие места попадаешь случайно, если не думаешь, куда идешь; но Игорь уже начал думать – он понял, что скоро ему предстоит искать отсюда выход.
Его рассудок шел на поправку, но только не в том, что касалось кошмара на шерстяновской кухне. Об этом Нефедов не смел еще размышлять. Наверное, где-то в глубинах его мозга анализ и совершался, но это была работа такая же бесконтрольная, как недавняя работа ног. Ни версий, ни даже каких-либо предположений насчет убийства у Игоря не возникало, а всплывающий образ черной сковороды он немедленно отправлял в дальнюю корзину сознания.
Он сидел и курил в позе задумчивости на остановке. Сколько времени так прошло – вычислить невозможно. Три автобуса встретил и проводил Нефедов, но, как известно, московские автобусы расписания не соблюдают.
– Мужчина! – вдруг раздалось у него над ухом.
Вздрогнув, он поднял голову.
– Мужчина, вы курите нам прямо в нос!
Рядом с собой на лавочке Игорь увидел двух женщин с крашеными волосами.
– Простите…
Он бросил окурок наземь и затоптал каблуком.
– Ишь, «простите»! – женщины не успокоились. – Сами толстые книжки читают, а никакой культуры.