Кронфельд и Надя иронически улыбаются. Дело в том, что Питерский с Живодаровым – приверженцы одной известной в кругах специалистов ненаучной теории. Речь о якобы существующем неопубликованном романе Почечуева под названием «Провозвестие». Слухи об этом романе ходят с тех пор, как возникло почечуевоведение. Дескать, на склоне лет классик создал грандиозное провидческое произведение, в котором предсказал и русско-японскую войну, и много чего другого. Подтверждения этим слухам никакого не было, хотя после революции культурный отдел ВЧК производил в усадьбе тщательный обыск. Потом в Почечуеве создан был музей, после чего здесь и случился большой пожар. Если рукопись «Провозвестия» существовала и укрылась от ВЧК, то от огня она едва ли спаслась. Впрочем, серьезные ученые полагают, что «Провозвестие» Почечуева не более чем миф. В гроб этой ошибочной теории вбил свой гвоздик и Кронфельд. Изучая источники и разные мнимые свидетельства, он нашел в них массу противоречий и несоответствий. К тому же он в принципе отрицает, что художественная литература способна что-либо провидеть и провозвещать. Этой же научной точки зрения придерживается и Наденька. Она стоит на тех же позициях, что и Кронфельд, а с такими деятелями, как Живодаров и Питерский, быть заодно не хочет.
На некоторое время в комнате воцаряются тишина и покой. Однако музей – это все-таки не курорт, а место службы. С таким напоминанием очень скоро является Лидия Ефимовна.
– Кто на группу, товарищи? – строгим тоном спрашивает она.
Вопрос, как говорится, интересный. Надя вела последней, а где болтается Шерстяной, неизвестно. Перетащив стол дяде Питерскому, он уже выполнил на сегодня свою трудовую норму. Кронфельд поднимает задумчивый взгляд.
– Наденька, вы не поищете нашего бородатого друга?
– С удовольствием.
Оставив администраторшу дожидаться, Надя отправляется в «мемор». Там у Питерского свой маленький отдельный кабинетик, где она и надеется найти Живодарова. Так и есть – его хрипловатый голос слышится еще из-за двери. Живодаров говорит на повышенных тонах – похоже, они с Питерским о чем-то спорят. Впрочем, Надя не собирается подслушивать; она толкает дверь и входит в кабинет. Картина перед ней открывается довольно странная: стол, принесенный из фондов, так и не собран. По полу разбросаны его деревянные части и разнокалиберные ящички. В один из этих ящичков с двух сторон вцепились Живодаров и Питерский.
– Отдайте! – рычит Живодаров. – Я первый нашел!..
Он тянет ящик к себе, но Питерский упирается:
– Черта с два! Стол мой, а значит, и все в нем мое…
– Стол не ваш, а казенный!
– Тем более!
– Что тем более?!
– Минуточку, граждане! – встревает Надя. – Что тут у вас происходит?
От неожиданности Живодаров выпускает ящик, и Питерский падает с ним на спину. Наде становится весело.
– Товарищи, может быть, вы потом подеретесь? А то у Живодарова группа.
Надино появление остановило схватку. Мужчины раскраснелись и тяжело дышат, глядя друг на друга с ненавистью. Живодаров топорщит бороду:
– Ты у меня попомнишь… – обещает он хриплым голосом.
– Не сметь мне угрожать! – взвизгивает Питерский. – У меня имя, а ты кто такой? Белобилетник!
Как бы то ни было, ящик остается у него. Когда Надя и Живодаров покидают кабинетик, Питерский все еще обнимает свою добычу обеими руками.