Т. Чичерину

Т. Дерибасу

К делу эмиграц(ии)

Нач. ИНО: Трилиссер

Съезд русских ученых-эмигрантов в Праге

Эмигрантская печать уделяет очень много места Пражскому съезду. Последний открыли 25 сентября, между присутствующими нужно отметить Клофача, Крамаржа, профессора Пастернака (ректора Пражского университета), профессора Немеца (проректора), инженера Зубатого. Представитель мин(истерства) ин(остранных) дел доктор Благож в приветственной речи сказал: “Рад, что Прага стала интеллектуальным и духовным центром славянства. Обширная программа съезда показывает, что русская наука не замирает и в эмиграции, и в изгнании”. Далее Благож обещал дальнейшую поддержку мининдела русским ученым. Клофач развивал мысль о важности культурного сближения демократического чехословацкого народа с демократическим русским народом.

Центр тяжести съезда должен был лежать в научных докладах, которых всего предполагалось 155 при 99 докладчиках. Основные доклады следующие: профессор Алексеев – “Понятно об обществе и общественных явлениях”. Профессор Билимович – “Об обществе, государстве и хозяйстве”. Профессор Вернадский – “Землепользование русских крестьян XVIII–XIX веков”. Этот доклад явился апологией крепостного права. Далее тот же профессор сделал доклад о военных поселениях в России при Александре I. Проф(ессор) Георгиевский – “Организация переписи русских студентов в ЧСР”. К. И. Зайцев прочел крайне реакционный доклад – “Государство как единство и система” и второй – “Понятие правового государства”. Профессор Кизеветтер – “О светских судах при Екатерине II”. Профессор Коссинский – “О социально-экономической природе крестьянского хозяйства”. Профессор Спекторский – “О международном конституционном праве” и второй – “О современности и средневековье”. Профессор Тимашов – “Предварительные итоги изучения Советского Права”.

Совершенно не были представлены на съезде лондонцы и парижане, слабо берлинцы. Большее число докладов дали чехословацкий, югославский и болгарский отделы. Организаторы съезда пожелали начать его своеобразной религиозной демонстрацией, но так как в ЧСР проведено отделение государства от церкви, то в помещении университета, где происходило открытие съезда, не могло состояться никакого религиозного торжества. Тогда участники съезда отправились “в храм св(ятого) Николая”, где был отслужен молебен. Перед началом молебна преосвященный Сергий благословил науку и подчеркнул, что церковь не отрицает науки. Проф(ессор) Булгаков (священник) подтвердил, “что церковь только охраняет людей от заблуждения и матерински предостерегает от ложных шагов”…

Этот фарс возмутил г(осподи)на Петрищева из “Дней”, … он называет этот акт “негативом большевизма”. Он считает, что в данном случае имеет место самая явная политическая спекуляция наукой и религией. Он также не одобряет доклада Зайцева, весьма тепло отзывавшегося о крепостном праве. Попытка возразить Зайцеву была заклеймена, как “социалистическая”. В общем, Петрищев считает, что все настоящие ученые, принимавшие участие в съезде, должны отгородиться от Булгаковых и Струве. Последним же он предлагает не впутывать в свои политические упражнения русских ученых, вынужденных пребывать в эмиграции. “Это у вас не наука – это называется иначе”.

Далее, необходимо отметить ряд своеобразных выступлений. Так, например, П. Н. Савицкий после своего доклада предложил съезду приветствовать в 12-м веке великого Чингисхана, как первого идеолога Евразии.

Далее съезд возмутился, когда один докладчик попытался назвать царя Ивана Грозного деспотом.

Из других докладов интересны следующие: доклад Вернадского о военных поселениях при Александре I, в которых докладчик видит весьма положительное явление, которое было направлено к освобождению крестьян. Проф(ессор) Билимович обрушился не только на социализм, но и на всякую социальную реформу и заявил, что “всякое движение по пути эгалитарно социальной политики, есть внесение социалистического начала”. Даже Струве не выдержал и выступил против него. Лазарев Е. Е. заметил, что определение Струве слишком марксистское, что социализм это кооперация. Мякотин делал доклад о владельческом имении в гетманщине 17 века. Проф(ессор) Коссинский, говоря о финансовых реформах советской власти, выразил опасение, что коммунисты при помощи ограбления населения могут устроить еще 2–3 денежные операции. Проф(ессор) Гронский доказал, что СССР не может считаться субъектом международного права. Изгоев, оставшийся в полном восторге, указал, что у русских ученых, участвовавших в съезде, появилась вдохновенная вера в Россию. Они работали 8 дней не покладая рук и показали всему миру, что вне родины они не потеряли время даром. Среди докладов было много поразительно нелепых и порой бессмысленных. Общее впечатление следующее: евразийцы были представлены очень слабо (Савицкий), зато очень популярны были славянофильские доклады, как выступления Вернадского, Шахматова, Тарановского. Наиболее конкретен был Ясинский, утверждающий, что в московской Руси не было ни сословия, ни деспотизма. Тарановский указал, что “русские, изгнанные с родины коммунистическим деспотизмом, увидали, что в Европе во многих странах с демократической формой властвования управление оказалось более деспотическим и гораздо хуже организованным, чем было в императорской России последнего полувека”»[21].

Исходя из этого документа видно, что на съезде отчетливо прозвучали несколько концепций возможного развития России. Это концепция евразийства, выраженная в докладе профессора Савицкого, согласно которой Россия – особый историческо-географический мир, при этом мир славянский, отмеченный православием. Это взгляд на социализм как на социальную реформу, как на кооперацию, что подтверждается полемикой профессоров Билимовича, Струве и Лазарева. И, наконец, концепция славянофильства, выраженная в докладах Вернадского, Шахматова, Тарановского, Ясинского. У последнего привлекает внимание тезис о том, что в некоторых европейских демократических странах форма управления оказалась более деспотической, чем в императорской России. Если к этим концепциям добавить пришедшую от Устрялова и Ключникова идею «сменовеховства» как развитие НЭПа (новой экономической политики) в СССР, которое должно привести к перерождению советской власти, к возвращению капитализма и рождению национал-большевизма, то есть сотрудничества большевиков с национальной буржуазией во имя единой и неделимой России, – то предстает картина интеллектуальных и духовных исканий русской интеллигенции в пражской эмиграции.

Прага немало поспособствовала взращиванию русской политической мысли, обращенной к коммунистической России. И Масарик, как президент, имевший свою стратегию по отношению к русской интеллектуальной эмиграции, оказался причастен к производству новых смыслов для великой славянской страны на востоке.

В декабре 1935 года Масарик покинул президентский пост. Давали знать возраст и здоровье. Но в эти его последние президентские годы были установлены дипломатические отношения Чехословакии с Советским Союзом и заключен советско-чехословацкий договор о взаимопомощи. К этому подталкивали угрозы, исходившие от гитлеровской Германии. В этой ситуации Масарик держался своей философии противостояния пангерманской опасности, в том числе посредством славянской солидарности. Ее старый профессор усматривал в позиции Советского Союза. Национал- большевизм, хотя и не на буржуазной основе, как его видели «сменовеховцы», а на социалистических началах, – мог реально противостоять германскому нацизму.

Умер Масарик 14 сентября 1937 года, за год до мюнхенского позора – соглашения с Гитлером, по которому немцам была отдана часть Чехословакии – Судетская область. Отдана при согласии Франции и Англии. Так их лидеры думали откупиться от Гитлера и принести мир в Европу. А намерение СССР помочь Чехословакии в соответствии с договором о взаимопомощи 1935 года не осуществилось, воспротивилась Франция: договор был составлен так, что СССР мог действовать лишь в случае, если действовать начнет Франция. Но никто тогда не хотел иметь в Европе славянскую солидарность. Непонимание идей Масарика о славянском щите обошлось Европе шестью годами кровавой войны.

В 1921 году, когда вышел сборник «Смена вех», Масарик издает брошюру «О большевизме». В ней он жестко критикует большевиков за догматизацию марксизма. И не совсем обоснованно. Какой догматизм, когда Ленин вводит новую экономическую политику (НЭП) в стране большевиков, что порождает смуту в среде ортодоксальных марксистов?

Трудно давалась диалектика даже таким мыслителям, как Масарик. Но тем не менее отдадим должное – он учился ей многие годы. Его поклон Гегелю: «Гегель, безусловно, есть величайший философ современности, высочайшая вершина нашего современного, односторонне теоретического образования»[22].

Вот было политическое решение Масарика – установление дипломатических отношений с Советским Союзом и заключение с ним договора о взаимопомощи в то время, когда Европа трепетала перед Гитлером. Разве не диалектический профессорский взгляд открыл тогда окно возможностей для Чехословакии?

Но однажды он напишет фразу: «Не убий! Эта заповедь имеет всеобщее значение – для каждого случая, при любых обстоятельствах. Она означает, что каждый сознательный человек должен по возможности беречь жизненную силу, как свою, так и ближнего»[23].