Именно при Мазепе в Малороссии наблюдается массовая раздача сел во владение казацкой старшине. Жителей этих населенных пунктов, не желавших работать на владельцев и пытавшихся уйти жить в другие места, гетман приказывал «переймать, грабить, забирать, вязаньем мордовать, киями бить, без пощаженья вешать». Нередки были и случаи, когда у крестьян и простых казаков отнимали земельные участки, силой принуждая людей подписывать документы об их продаже. При этом бывшим хозяевам разрешалось и дальше жить и работать на прежнем месте, но уже в положении подданных.
«Мало-помалу на Гетманщине установились порядки, которые очень напоминали собой Польшу, – описывал времена Мазепы крупный специалист по истории Украины Дмитрий Дорошенко. – Место прежней шляхты заняло казацкое общество, из которого выделилось свое панство или старшина. Это панство обратило свободных сначала крестьян в своих подданных, и чем дальше, тем все больше это подданство приближалось к настоящему крепостничеству».
Примечательно, что даже идеолог украинского движения Вацлав Липинский, при всем сочувствии к попытке Мазепы и мазепинцев «освободить» Украину в 1708–1709 годах, считал постигшую их под Полтавой катастрофу возмездием «за прежние грехи, за продажность, за закрепощение казачества».
С крахом мазепинщины процесс закрепощения несколько затормозился. Петр I приказывал новому гетману Ивану Скоропадскому «смотреть прилежно и накрепко, дабы от полковников и полковой старшины и от сотников казакам и посполитому народу отнюдь ни в чем никакой тягости и обид не было». Но постепенно раздача казацкой старшине во владение сел и обращение тамошних жителей в подданство возобновилось в прежних масштабах. Особо усердствовал черниговский полковник Павел Полуботок (еще один нынешний «национальный герой»), умудрившийся переписать на себя многие из конфискованных владений Мазепы.
Для пресечения злоупотреблений старшины император своим указом учредил Малороссийскую коллегию, в задачу которой входило управление краем (поначалу – совместно с гетманом). Началось расследование. По-луботок оказался за решеткой. По крайней мере части незаконно обращенных в подданство казаков вернули прежние права. Процесс раздачи имений вновь замедлился, но не остановился совсем.
Генеральное следствие о маетностях, проведенное в 1729–1730 годах (уже при новом гетмане – Данииле Апостоле), установило, что во всей Малороссии на то время оставались свободными лишь немногим более трети крестьянских дворов. Остальные (почти две трети!) попали в подданство к казацкой старшине. И прошло ведь всего восемьдесят лет со времени освободительной войны, полностью такое подданство ликвидировавшей.
А раздача имений продолжалась. Она снова замедлилась лишь после смерти Апостола в 1734 году и временной ликвидации гетманства. В 1742 году даже была создана специальная Комиссия экономии, в обязанность которой входила защита свободных крестьян и их имущества.
Для казацкой старшины это был тяжелый удар. Находившиеся в ведении государственного учреждения земли нельзя было захватывать безнаказанно. Под угрозой оказались «права и вольности казацкие», под которыми старшина понимала исключительно собственное право бесконтрольно грабить свой же народ. Но так продолжалось недолго.
В 1750 году Комиссия экономии была ликвидирована. Восстановилось гетманство. И очередной гетман – Кирилл Разумовский – тут же возобновил практику раздачи имений (прежде всего, разумеется, своим родственникам). Раздавались уже не только села, но и городки, из-за чего в число подданных вместе с крестьянами стали попадать и мещане, что считалось явным беззаконием. Так, например, в январе 1752 года гетман пожаловал «в вечное владение» своему шурину Ефиму Дарагану Бо-рисполь «со всеми к тому местечку надлежащими посполитыми людьми».
После таких «пожалований» тогдашняя императрица Елизавета сочла необходимым вмешаться. «Понеже небезызвестно, – заявила она, – что гетман целые города, также и деревни в вечное и потомственное владение собою без указу раздает, отчего уменьшается число казаков, для лучшего смотрения и пресечения всех таких непорядков определить при гетмане министром из генералитета, с ведома и совету которого б гетман во всех тамошних делах поступал».
Аппетиты старшины были несколько поумерены. Впрочем, не намного. И когда после отставки Разумовского в 1764 году подвели итог его хозяйствованию, оказалось, что свободных дворов в Малороссии осталось мизерное количество.
Правда, попавшие в подданство крестьяне по закону все еще имели право переселяться из захваченных старшиной имений. Свободные переходы были запрещены по инициативе казацкой старшины Генеральной войсковой канцелярией в 1739 году. Но центральная власть в 1742 году этот запрет отменила (кстати, в том же 1742 году указом императрицы Елизаветы великороссийским чиновникам в Малороссии было запрещено закрепощать малороссийских крестьян). Тогда старшина сделала все возможное, чтобы право на свободный переход превратилось в пустую формальность.
Был установлен порядок, по которому желающие перейти на другое место жители обязывались оставить владельцу прежнего имения все свое имущество. Чтобы крестьяне не уходили тайно, им запрещался переход без письменного разрешения такого владельца. Фактически это и являлось уже крепостным правом. И хотя в случае необоснованного отказа помещика дать разрешение на переход крестьяне могли жаловаться властям, само собой разумелось, что богатый владелец имел гораздо больше способов прийти к согласию с местными чиновниками, чем обобранные им же крестьяне.
Как видим, крепостничество оставалось только закрепить законодательно. И, издавая в 1783 году по настоятельным просьбам казацкой старшины свой указ, Екатерина II действительно лишь прилагала последнюю печать к тому, что уже и так существовало.
Стоит отметить, что, выпрашивая у государыни этот указ, новоявленные помещики мотивировали свое желание экономическими соображениями. Они заявляли, что, покуда у крестьян сохраняется хоть призрачная надежда на свободный переход, те будут лениться, уповая не на свой труд, а на поиск лучшего места, где можно было бы не платить подати и не отбывать повинности.
Наверное, леность некоторых крестьян в самом деле имела место. Однако несомненно и то, что свободный переход давал возможность сельским труженикам уклоняться от помещичьих злоупотреблений. Теперь такой возможности не было. Впрочем, нужно повторить: ее не стало задолго до 1783 года.
И еще одно. Указ императрицы прикреплял крестьян к земле, но еще не означал полного рабства. Все ужасы крепостничества, известные нам сегодня из литературы, лежат на совести самих помещиков. А в Малороссии большинство помещиков были местного, малороссийского происхождения. И тысячу раз прав известный украинский историк из Галиции Степан Томашивский, еще в начале ХХ века подчеркивавший: «Напрасно закрепощение крестьян 1783 года называют кандалами, в которые заковала нас Москва. Эти кандалы были сделаны до последнего гвоздика самими таки сынами Украины».
Личность Василия Капниста долгое время не привлекала пристального внимания историков. Кем он являлся в их представлении? Писателем, выделившимся не какими-то особыми дарованиями, а благодаря тому, что сама русская литература в то время была еще бедна талантами и творчество любого мало-мальски способного сочинителя становилось заметным явлением. Чиновником, предводителем дворянства сначала в Миргородском уезде, затем в Киевском наместничестве – таких предводителей было много. Не интересовал он и деятелей украинского движения, поскольку произведения свои писал на русском языке и, следовательно, вносил вклад в развитие культуры, по мнению ярых украинофилов, чужой украинскому народу. Но так было до поры до времени.
Все изменилось в 1895 году, когда польский историк Бронислав Дембинский объявил, что обнаружил в берлинском архиве довольно интересные документы, связанные с деятельностью прусского канцлера Эвальда Фридриха Герцберга. 24 апреля 1791 года канцлер направил рапорт королю Пруссии Фридриху-Вильгельму II. Герцберг сообщал, что к нему явился некий посланец «из Малороссии или Русской Украины, который называет себя Капнистом и который о себе говорит, что он владетельный дворянин в этом же крае». От имени жителей Малороссии посланец просил прусское правительство помочь им «сбросить русское ярмо». «Этот эмиссар, – писал канцлер, – имеет достаточно хороший вид и разговаривает со мной довольно приязненно. Все-таки я ему сказал, что я не могу вмешиваться в предложения такого рода; что Ваша Милость также не захочет об этом слышать, пока Вы придерживаетесь мира с Россией; что если вспыхнет война, тогда им придется думать, что нужно сделать, чтобы искать и получить поддержку Вашего Величества».
Вместе с тем Герцберг отмечал, что визитер вызвал у него некоторые сомнения: «Нужно остерегаться, не был ли эмиссар подослан русским двором и послан для зондирования тут почвы, хотя по нему этого не видно». Канцлер просил у короля указаний – следует ли продолжать переговоры?