На столе стояла пустая чашка, рядом лежали местная газета и дробовик четыреста десятого калибра. Тесному жилищу наскоро придали деревенский уют. Слева были закрытые двери в спальню и ванную, справа – крошечная гостиная, переходившая в кухню, где хватило бы места только для одного человека.

Я вглядывался в сумрак, пока наконец не заметил кое-что под кухонной раковиной. Присев на корточки, я открыл дверцу мойки настежь. Внутри, между отбеливателем и средством от насекомых, стояла старинная сумка. Темно-коричневая кожа стерлась и потрескалась, медные замки почернели от ржавчины. Однако я откуда-то знал – ею по-прежнему пользуются.

За плинтусом зашуршала мышь. Протянув руку, я вытащил чемоданчик криминалиста, встал и повернулся, решив унести его в гостиную.

Там, держа в сведенных артритом руках дробовик, сидел Лен Жуков.

Я показал старику сумку, будто это он попросил ее взять:

– Ваша?

Лен усмехнулся:

– Конечно.

Я поставил чемоданчик на стол.

– Вы мне не верите, – сказал Жуков с акцентом, который навеки остался где-то между английской деревней и Россией. – Не верите ни единому слову.

Я смотрел на его руки. Из-за артрита пальцы скрючились, но оружие он держал уверенно – был спокоен как никогда. Я бросил взгляд на дверь, прикидывая, какова вероятность, что дробовик заряжен, и успеет ли Жуков выстрелить. Успеет. С четыреста десятым обращаться легче всего, его дают детям, когда учат их стрелять.

– Сядьте, – сказал он, прервав мои рассуждения.

– Скоро приедут мои коллеги. – Я и сам понял, как неуверенно говорю.

Жуков тоже это заметил:

– Думаю, не так уж и скоро. Сядьте.

Я остался стоять.

– Кости, что лежали в могиле с собаками, принадлежат Ани Бауэр. В этом нет сомнений. Мы получили данные карты от стоматолога из Германии. Почему вы не обратились к нам? Чего боялись? Вы ведь знали ее.

– Видели когда-нибудь, что делает с лицом выстрел из дробовика? – спросил Лен.

Я сел за стол. В комнате было всего два стула – гостей Жуков не любил.

– Шныряете тут по ночам… Чего ищете? – Старик покачал головой и кивнул на сумку. – Вот это старье?