— Откуда у вас такая проницательность?

— От верблюда.

— Ну, знаете, я пошла. С меня хватит.

Аркашова сделала пару шагов к двери подъезда, но дальше уйти ей не удалось, Феоктистов сильно схватил ее за руку и притянул к себе. Их губы сами нашли друг друга.

Поцелуй был затяжным, он бы еще мог продолжаться еще долго, если бы Аркашова вдруг не вырвалась из его объятий.

Несколько секунд, они молча, словно не узнавая, смотрели друг на друга.

— Что это было? — первым спросил Феоктистов.

— Ничего не было, — буркнула Аркашова.

— Нет, было, — настаивал Феоктистов, — мы с вами поцеловались. Причем, именно поцеловались, а не я вас целовал. Вы целовали меня тоже. Ваш язык был у меня во рту и выделывал там такие пируэты.

— Вы что, всегда после поцелуя даете подробные комментарии к нему?

— Ничего подобного, это впервые. Но, имея дело с такой женщиной, как вы, нужно на всякий случай подстраховаться.

— Вы опять за свое? Знаете, я все же пойду.

— Не уходите, прошу вас, — сразу же сменил тон Феоктистов. — Все дело в том, что я не знаю, как с вами говорить. Я никак не могу найти верный тон.

— Почему?

— Я бы хотел спросить об этом у вас. До сих пор я полагал, что все женщины делятся на две группы: на очень большую, с которыми не о чем говорить, а потому можно говорить о чем угодно, и на очень маленькую, с которыми есть о чем поговорить. Но вы относитесь к третьей группе: с вами есть о чем поговорить, но я не знаю, о чем и как говорить.

— На самом деле, все значительно проще, говорите то, что действительно думаете, что лежит сейчас у вас на сердце. Не пытайтесь изображать из себя супермена. Я сразу поняла, что вы не супермен.

— А я до сих пор, наверное, не избавился от этой иллюзии. Значит, вы предлагаете говорить о том, что на сердце. Эта история с Егором…

— Нет никакой истории с Егором, — перебила она его. — Он привез из деревни сына, подговорил его, что надо сказать. Сегодня утром мы окончательно выяснили отношения, я сказала ему, что больше не желаю его видеть.

— А что же ваш сын? — Феоктистов едва скрывал радость.

— Сын дома. Ой, я же должна бежать к нему.