— И ты расскажешь про астероиды?
— Я подумаю.
— Хорошо. Приходи в сектор к восьми.
— Во имя кого вы действуете? — громко спрашивает Келли, и руководители команд затихают, поворачиваясь к ней.
— Не Бога, не короля или страны, — кричат они в ответ.
— Во имя кого?
— Во имя себя.
Заинтересованный, Макс выходит из кухни и, развязав свой поварской фартук, прислоняется к кирпичной стене в конце зала. Келли, повернув запястье, активирует внешние Стенные реки с четырех сторон двора, стены университета, вспыхнув, оживают.
— Команда, пришло время вам узнать чуть больше о месте, которое вы собираетесь посетить. Лучше я покажу вам реальную ситуацию, чем вы будете продолжать сходить с ума от слухов.
На всех четырех стенах появляется прямая трансляция, и руководители групп, окруженные проекциями, вытягиваются в разные стороны, чтобы лучше видеть.
— Там нет ничего, с чем вы не справились бы, — говорит Келли, — но вам следует быть готовыми, и я хочу этого.
Большой знак Южного университета Джорджии с отслаивающейся на нем вздутой краской лежит отброшенный у дороги, белые деревянные дома давно истлели, но сады и рушащаяся башня с часами по-прежнему стоят. Камера останавливается на этом кадре, позволяя их глазам привыкнуть, перед тем как изображение поворачивается, демонстрируя остальную часть пейзажа.
Раздаются удивленные вздохи.
— Что, черт возьми, могло произойти? — потрясенно спрашивает кто-то.
— Люди, — тихо говорит Макс, его пульс набирает скорость.
Выбоины и воронки испещрили землю черными дырами на месте домов и городов, изумрудная пышная зелень Джорджии давно исчезла. Им видятся изуродованные лица там, где их на самом деле нет, потому что здесь, куда ни глянь, отсутствуют какие-либо признаки жизни. Пепел покрывает все слоем серой пыли, которая поднимается от порыва ветра, вызванного поворотом камеры.
Через мгновение они осознают, что пепел клубится над человеческими останками.
— Шесть устройств, — говорит инструктор вполголоса. — Шесть ядерных устройств, расположенных достаточно близко друг к другу, чтобы создать цепную реакцию. — Она по очереди смотрит на каждого из них, пока они, вытянув шеи, глядят на опустошение, которое демонстрируется на четырех стенах. — Вот так люди сделали это. Друг другу.
Камера задерживается на остатках черепа, и Макса начинает тошнить, его сердце хаотично стучит в груди. Движение камеры задевает череп, так что он катится в их сторону и на нем раскручивается прядь каштановых волос. Макс отскакивает:
— Господи.