– Да кто ж разберет? – вздохнула женщина в ответ. – Брат очень переживает. Он по делам часто отлучается. Мы с Сабиной как сестры стали. Да и дочь ее, моя племянница, все время на постоялом дворе крутится.
Ива привыкла, что, спрашивая о здоровье, часто узнает факты, мало относящиеся к делу, но она всегда выслушивала людей. Не только из соображений вежливости или выгоды, просто лечение порой начиналось с разговора.
– Когда Сабина с седмицу назад захворала, я как-то не придала этому значения. Думала, быстро встанет, но, видать, все серьезней. Она раньше почти не болела, но как это случилось…
– Что случилось? – Ива отреагировала в первую очередь на интонации.
Марта только махнула рукой. По ее лицу было отлично видно, как трудно ей говорить на эту тему. Так происходит только в случае искренней, глубоко сидящей боли.
– Моя племянница… первая дочь Гельмута, моего брата, и Сабины… утонула. В начале этой весны. Думали, лед еще крепко держит, да просчитались. И с тех пор Сабина плачет… и я плачу. – Она не удержалась и тыльной стороной ладони вытерла повлажневшие глаза. – Вот как это случилось, так Сабина и не вылезает из болезней. То одно, то другое. Эти новомодные лекари только руками разводят. Сначала кровопускание делали, потом какими-то порошками дорогущими пичкали, затем еще что-то. Как по мне, так они просто не знают, что с ней. Одна надежда на вас.
Ива вздохнула.
– Когда у человека горе, к нему всякая хворь цепляется. – Травница такое видела, и не раз. – А иногда горе и есть болезнь. Коли второе, то тут я мало чем смогу помочь. Разве что от волнения что-нибудь… Смотреть надо.
– Посмотрите-посмотрите, госпожа знахарка, вам-то оно всяко виднее.
Мысленно Ива только покачала головой. Вот она, странность жизни: для кого-то госпожа, а кому-то ведьма. Хотя почему странность? Наверное, все закономерно: когда она нужна, то отношение в разы лучше.
Дом оказался ухоженным, уютным и очень печальным. В вечерних сумерках он выглядел поникшим, будто накрытый черной вуалью. Хотелось погладить его по стене и как-то ободрить. Ива усилием воли отогнала глупые мысли, заставив себя вспомнить, что из средств от тоски у нее есть. Лекари из Университета называли ее депрессией, но слово травнице не нравилось. Непонятное. Да и слишком общее, обо всем и ни о чем. Есть нервы, их надо успокоить. Есть хандра, ее нужно развеять. Есть горе, которое надо притупить.
Ива вслед за Мартой прошла в комнату хозяйки и поздоровалась. Вид лежащей на кровати женщины ей не понравился сразу. Бледная в желтизну кожа, темные круги под глазами, больной взгляд и явная слабость. Знахарка вздохнула и перевела взор на ребенка, играющего рядом. Малышка улыбнулась ей в ответ, с любопытством рассматривая нового человека. Красные ленты подчеркивали каштановый цвет волос, а синее с белыми кружевами платье шло девочке невероятно.
– А как зовут юную барышню? – Даже Ива невольно поддалась обаянию ее пухлых щечек.
– Это Итти, моя дочь, – тихо ответила Сабина.
Малышка старательно произнесла «здравствуйте» и сделала неуклюжий реверанс. Травница с улыбкой кивнула, потом села поближе к больной и начала ее расспрашивать. Узнав, что боли в основном в животе, прощупала его, вначале вымыв руки теплой водой.
– Когда чаще всего болит? До еды или после? Ночью или днем? Где именно болит? Какая боль – тянущая и как схватка? Тошнит? Бывает ли, что ни с того ни с сего во рту появляется неприятный привкус? Голова кружится? Болит? – Ива задавала вопросы по одному, внимательно выслушивая ответы, одновременно начала раскладывать на столике некоторые из своих лекарств.
Малышка заинтересовалась и подошла ближе. Знахарка попросила Марту принести кипятка.
– А что вы делаете? – Любопытная мордашка Итти показалась с другой стороны стола.
Ива довела до двенадцати количество капель настойки в кружке и пояснила:
– Лекарство для твоей мамы. Его нужно разводить в теплой воде.