Вечер перед выходным днем, а праздничного настроения совсем не чувствуется. Сегодня получили стипендию. Разложили туда-сюда и опять без копейки. Вот жизнь! Хочу спать, и не хочется, как думаешь, что нужно ночью вставать, зажигать свет и, вооружившись терпением с быстротой, ползать по стенке и постели в погоне за клопами. Просто ужас, я еще никогда не видела такого количества клопов. Мало того, вечером совершенно нельзя сидеть за столом – всю искусают. Скоро опять придется спать во дворе. А писем все нет, тоска…, никто не пишет. Правда, на днях получила от Ященко Андрея сто тридцать рублей. Просто удивляюсь, почему прислали, а ни он, ни тетя не написали ничего! Как же надоела эта безызвестность о маме. Боже мой, когда же это закончится! Да, сегодня приехал Бурцев из Ленинграда; интересно, какие новости он привез. Говорят, что на днях будет собрание ленинградских студентов. Интересно, что нам сообщат! Откровенно говоря, спешить в поездку я не очень то хочу. Хочется поесть фруктов и, основное, поехать на виноградники. Ну ладно, что будет, то и хорошо, уже не привыкать к разным неожиданностям. Буду надеяться только на лучшее!»

«1 Мая, понедельник.

Вот и праздник! Все же мы со Стасинькой провели его довольно-таки хорошо в отношении, конечно, питания. Напекли пирогов с повидлом и сюзьмой (между прочим, и не думали, что такие хорошие получаются), наварили супу с рисом, картошкой, мясом – замечательный! Наелись и спать – вот так праздник! В город идти неохота, да и зачем? Боже мой, я все пишу о еде, как будто это самое главное в жизни. К сожалению, этот вопрос теперь является все-таки главным. Для меня и праздник – не праздник, ведь три дня назад я получила письмо от Жени, из которого узнала вести, которые ошеломили меня. Ведь моих родных как будто бы угнали в Германию, а родной дом сожгли. Вот эти новости я так долго ждала, стоило ли?! Теперь я как сумасшедшая: неужели это правда? Я не переживу этого…»

«06.05.1944 г. Суббота.

Вот и еще один «счастливый день». Я все думала, что это неправда, неточно, может быть, ошиблись, но… оказывается, правда. И, какая это ужасная правда! Нет у меня больше родителей, где-то мучают их, моих дорогих. Но одного я никак не могу понять: почему они не могли скрыться в лесу, как и все остальные? Ну, мама, папа, а Аня?! Ведь она комсомолка, и довольно понятливая и рассудительная девушка, тем более они были вдвоем с Валей. Неужели они не могли скрыться? Какая обида! Ведь я одна такая «счастливая», все получили и у всех все хорошо, а у меня… Ну, где же справедливость?! Мало я еще приняла мучений и скитаний по белому свету, где же оно, мое счастье?! А может, это и есть мое счастье, что осталась жива, не видела этого ничего? А мои дорогие родители, Боже мой, что с ними сделали?

Но что же мне делать? Остается лишь одно – мужественно все перенести, сдать хорошо экзамены назло всем, которые злорадствуют (хотя бы Полина со своей ехидной улыбкой – вот кому счастье!). Но как же будешь мужественной – денег нет, экзамены сдавать, а желудок требует своего, вот и мужайся! Но нет, надо взять себя в руки и не хныкать, не распускать нюни, ибо этим не поможешь делу. Поэтому, дорогая Алечка, мужайся, безропотно все переноси, и так будет лучше. Что же, попробуем, не знаю, что из этого выйдет, ведь у меня глаза на очень мокром месте, да и как им не быть на таком месте! Как ни говори, не уговаривай себя, а все-таки все это – непереживаемая весть…

Да, вчера было собрание Ленинградского института, так что есть возможность в июне выехать в Ленинград. Хотя бы скорее это было. Кроме этого обещают нас одеть в форму – это самое главное для меня. Правда, придется очень много поработать, но все это ерунда, ибо к работе мне не привыкать. Да оно и лучше, недалеко ждать, и все узнаю. Во всяком случае, будет не хуже, чем в Ташкенте, а это самое основное. Удивляюсь, почему молчат тети? Да, теперь им меня не надо, но ничего, будет и на моей улице праздник.»

«11 мая 1944 г. Четверг.

Не знаю, что с собой делать, никак не могу учить! Завтра решающий день, нового ничего нет. Известий никаких, каждый день ожидаю почти с трепетом и… ничего.

Да, скоро должно быть письмо от Миши, интересно, что он напишет. Сегодня уже заполняли анкеты для отъезда в Ленинград, скорее бы попасть туда. Все хорошо, но вот учить никак не хочется, и главный виновник – это желудок. Боже мой, когда я буду сыта так, что не буду думать о еде? Мне кажется, этого никогда не будет.

Интересен результат завтрашнего экзамена, а еще более почты.

P.S. Да, сегодня у меня день огорчений. Вот уж чего не ожидала с политэкономией, даже не думала, что так обернется. Не только не сдала, но придется пересдавать и первую часть. Прибавочная стоимость и норма прибыли погубили меня. Ну и пускай! Сдам, надеюсь, но очень уж обидно. Ведь я сдала первую часть, и теперь опять сдавать! Ну, ничего, только бы остальные экзамены сдать.

Получила письмо от дяди Коли, пишет все то же – угнали. Боже мой! Наверное, это правда, ибо уже третий человек пишет мне это, значит, правда угнали – какой ужас! Все несчастья валятся на меня особенно в сегодняшний день – просто ужас!»

«25 мая 1944 года. Четверг.

Давненько не записывала, да что писать, если каждый день одно и то же. У меня за это время произошло много изменений: сдала три экзамена (английский (конечно, «5»), теплотехнику («4»), и теперь стоит задача сдать электротехнику). Вот это, действительно, «гроб с музыкой». Просто не знаю, как буду сдавать. Вся надежда на тетрадку. Неужели не удастся перекатать? Тогда могила… Ну, ничего, постараюсь, чтобы этого не было. Уж как-нибудь, но нужно выцарапать хотя бы «троечку»!

Самая основная новость – это то, что я еду с первой партией 5 июня в Ленинград. Конечно, это радует, но с другой стороны, все же жалко расставаться с Ташкентом, какой он ни плохой. Особенно жаль расставаться с фруктами, а ведь уже настает самая «фруктовая пора». Хочется хотя бы последние дни поесть их вволю, да карман не позволяет. Боже мой! Как это уже надоело – все эти нехватки, сведение концов с концами. Когда только для меня настанет хорошая жизнь? Мне кажется, что век так мне придется мыкаться! Сколько фруктов уже есть: абрикосы, урюк, вишни, черешни, яблоки – все! Все есть, и так дорого, всего много, ломится от их тяжести базар, а все равно дорого, ведь денег – ни копейки. Подходишь, посмотришь и так обидно! Хочется скорее уехать, хоть глаза не будут этого видеть. Легче на душе будет. Жалко только расставаться со Стасей, ее не берут. По-видимому, из-за того, что она полька, как обидно. Но ничего, я надеюсь, что она приедет попозже, и мы заживем своей «семьей» по-старому. Интересно, как там сейчас, какое впечатление произведет дорога и особенно Москва. Как я хочу побывать там, хотя и мало придется. Все хорошо, но вот предмет «электротехника» замучает совсем.

Да, а из Белоруссии ни слова, и что они молчат? Помогли бы мне морально, не говорю о материальной помощи. Да, им теперь не нужна Аля, заброшенная где-то в Узбекистане, а пусть она вернется в Ленинград, и настанут хорошие времена!

Как я переживаю за своих дорогих родителей и сестричек, каждую ночь в мыслях бываю дома; неужели я так никогда их не увижу?! У меня все еще теплится какая-то надежда: а вдруг из них кто-нибудь убежал, или, может быть, прячутся в лесу… Обманывают ли меня мои предчувствия и сердце? Если бы это было так, я считала бы себя самой счастливой! Вчера получила от Нины письмо, она убита моим горем, все утешает: «Крепись, не падай духом, нужно учиться и достичь специальности «инженер»!» Легко сказать – учись!

Ладно, как-нибудь буду крепиться, но своего достигну. Хочется скорее уехать и забыть это все… От Миши ничего нет, может быть, мое письмо не дошло? Тогда очень жалко. Ну, пока все, что будет дальше?»

21.06.1944 г.