Дорогой Ванюша, милый, любимый, неужели какие-нибудь причины могут оттянуть Ваш приезд?»

Следующим, восемнадцатым по счету, было письмо на почтовой открытке. Указан был адрес дедушки в рабочем поселке Стариково. Написана она была более чем через месяц от даты последних писем Лидии из Ташкента. Занятия и студенческая среда отнимали много времени и наполняли жизнь Лиды событиями. Думать о своих чувствах, похоже, у нее не оставалось уже времени. Да и письма больше стали похожи на каприз. Такие сложные чувства и желание защитить Ивана Михайловича появилось после прочтения их у Оли. В памяти всплывали рассказы бабушки о своем студенчестве. Переписка Лидии и рассказы бабушки Алевтины Георгиевны переплетались в мыслях, создавая настроение тех далеких лет. Судьбы двух девушек-студенток (ровесниц) были совершенно разными.

Июньский день перешагнул зенит и покатился во вторую свою половину. Выпив чая, Оля вернулась к своему занятию уже в саду на свежем воздухе. Письма манили секретом, который обязательно хотелось раскрыть.

Сообщение между Москвой и Ташкентом в те послевоенные годы не было регулярным. Отпроситься с работы или взять отпуск было невозможно в «сталинские времена». Отец Оли рассказывал ей, как его семнадцатилетняя мама в октябре босиком в ночной рубашке бежала из деревни, расположенной в пяти километрах от фабрики, на работу – проспала… Не смотрели на то, что за станками стояли почти дети – наказание было, как у взрослых. Иногда это были «трудовые исправительные лагеря» – тюрьма, другими словами. Только Лида, которая росла в обеспеченной семье и нигде не работала, могла так беспечно рассуждать о приезде Ивана в город Ташкент, да еще и обижаться на него.

Целое лето у нее была возможность отдыхать, читать и гулять. Она была сыта и одета. Бабушка, будучи студенткой, в эти же годы, в свободное время разбирала завалы от бомбежек и работала, чтобы прокормить себя. Как не знать было Лиде, что существует и другая жизнь? Жизнь послевоенного СССР была очень непростой. Объяснять Ивану это в письмах, которые проходили цензуру, не было возможности. Об этом всем мелькали мысли у Оли. А вот и следующее письмо-открытка… Почтовых отметок на ней не было. Значит, она пришла в конверте, что Оле понравилось больше, учитывая текст письма.

«20.10.1945 г. г. Ташкент

Дорогой Иван!

Получила Вашу ответную телеграмму, где извещаете, что приедете не скоро. Не скрою, это известие опечалило меня. Видимо, нам не суждено встретиться навсегда… Вскоре получила пояснительное письмо от 10.10. С Вами я согласна, причины уважительные.

Дорогой Иван, вижу, я нарушила Ваш душевный покой, внесла в Вашу жизнь беспокойство, причинила столько волнений!… А как я не хочу этого, как не хочу… Действительно, со мной немало забот. Боюсь,что Лида будет Вам в тягость. О, лучше забудем все! Забудьте меня! Останемся просто друзьями. Ведь будет лучше? Мало ли хороших девушек? Встретите себе еще по душе подругу жизни, которая осчастливит Вас. За меня не беспокойтесь, жизнь себе смогу устроить всегда.

Дорогой Иван, извините меня за телеграмму, но я не связываю Вас никакими сроками. Я не имею на это еще права. Почему получилось так? Вы сами писали, дважды писали, что приедете в октябре.

Иван (Михайлович – зачеркнуто), Боже сохрани, я не навязываю Вам своих чувств, не хочу обременять Вас, чем-либо связывать. Что за вопрос, Вы совершенно свободны. Что может быть лучше свободы? Не затрудняйте себя, пожалуйста, поездкой в Ташкент, раз это так сложно. Действительно, к чему торопиться? Во всяком случае, когда-либо увидимся…

Дорогой Иван, мне все-таки не понятна происшедшая в Вас перемена.»

Заканчивала повествование зачеркнутая фраза. Следующее девятнадцатое письмо, было написано через три дня.

«23.10.1945 г. г. Ташкент

Дорогой Ванюша!

Ваше письмо от 03.10 запоздало, пришло после письма, написанного позже. Почему оно не пришло своевременно? Но я ему очень рада, оно рассеяло нехорошие предположения, возникшие от телеграммы и последовавшего за ней письмом (от 10.10), которое мне показалось крайне обидным, я даже заплакала. Теперь вижу, что не поняла Вас, простите меня. Ничего не хочу скрывать, посылаю ответ на предыдущее Ваше письмо. Как прочитаете его, порвите. Хорошо? Больше таких мыслей у меня не будет.

Дорогой Ванюша, скажите, а до окончания учебного года, т. е. до июня сможете приехать? (Я только спрашиваю.)

Обращаюсь к Вам за советом, как Вы будете смотреть на мой переход в медицинский институт. Прием и восстановление в нем давно закончены, т. к. занятия здесь начались раньше, с 17 сентября, и вообще институт переполнен студентами. У меня есть хорошее знакомство с одним авторитетным, влиятельным лицом в институте, который мне не откажет в просьбе, пойдет навстречу в любую минуту. Так что мне мое восстановление не доставит больших трудностей. Учиться придется больше на два года. Да, но это работа по призванию (попадаю в срок пятилетнего обучения). Начиная с этого учебного года, будут учиться уже по шестилетней программе. Или уж окончить университет? Как мне поступить?

Ванюша, дорогой, любимый, на Ваши «требования» отвечу следующим письмом. Хорошо? На сегодня достаточно. Я посылаю Вам три письма, устанете читать.

Ванюша, в моем письме от 16.09.1945 г. я написала, что расцелую Вас за…заботу… (т.е. за посылки). Я очень благодарна Вам. Идут дожди, но они мне не страшны, у меня хороший плащ (вспоминаю Вас даже в дождь). Вчера была у своего профессора-невропатолога, получила освобождение от военных занятий (успокаивает меня, обострений болезни больше не будет, я совершенно здорова, но условие: беречь себя и почаще заглядывать к нему).