— Бросил я, — буркнул, оправдываясь. — Просто… Нервничаю в последнее время.

— Ясно, — хмыкнула понятливо сестра. — Нервничаешь ты по той причине, что Мишку постоянно обижаешь?

— Тёна, я ведь просил тебя не лезть, — строго свёл брови вместе и ущипнул девочку за бочок. — Мы сами разберёмся.

— Ага… Сами… Слышала, как разбираетесь, — забормотала сестра едва слышно.

Усмехнулся, но отвечать ничего не стал. Знал, что мелкая начнёт со мной спорить, доказывать, что я не прав.

— Тёна, иди спать. Час ночи. Завтра в школу. И так у Миши задержалась.

— Спать пойду только с тобой. Ты опять курить будешь, — сестра надула губы.

— Иду, — отправил недокуренную сигареты в банку и поднялся вместе с мелкой на руках. — Ты косметику себе купила?

— Нет. Прости. На другое потратила, — замерла и уставилась немного испуганно огромными голубыми глазами.

— Хорошо, — улыбнулся и пожал плечами. — Твоё дело, как распоряжаться деньгами.

Настя просияла и поцеловала меня в щёку. Обвила шею тонкими руками и прижалась ко мне всем тельцем. Прикрыл глаза и застыл на пороге, в очередной раз убедившись в том, что готов выгребать каждый день дерьмо за матерью, если эта маленькая мартышка всегда так открыто и чисто будет меня любить. Отнёс Тёну в кровать, накрыл одеялом, поцеловал в лоб и вышел из комнаты, погасив свет.

Вышел на кухню, где сидела мать. Молча прошёл к столу, налил себе стакан воды и залпом выпил.

— Антон, — раздался слабый и тихий голос матери за спиной. Взбесился тут же. Сжал стакан и с грохотом поставил его на стол. Говорить с матерью не горел желанием. — Сынок, родной мой, посмотри на меня. Пожалуйста.

Медленно, сжав с силой челюсти, обернулся. Мать смотрела на меня полными слёз глазами. Скривился. Раньше бы поверил. Повёлся бы. Сейчас её слёзы не вызывали ничего кроме ярости и раздражения.

— Антон, сынок, у меня сапоги совсем истончились. Дай денег мне на новую обувь.

— Деньги тебе на карту пять дней назад перечислило государство. Где они сейчас?

— Щенок дранный! Как ты смеешь со мной так разговаривать? Молоко на губах не обсохло, а уже матери дерзишь? — заверещала на высокой ноте.

— Рот закрой, Настя спит, — холодно обрубил.

— Ты мне рот не затыкай, ушлёпок, — мать подскочила из-за стола, её трясло, глаза лихорадочно блестели, каждое движение было дёрганным и нервным. Каждые пять секунд высовывала язык и нервно облизывала левый уголок рта. — Я тебя родила, ты меня содержать должен.

— Да ты что? — холодно усмехнулся, перехватывая ладонь женщины, которой она прицельно била в лицо. Сжал. Не так сильно, как хотелось бы. Брезгливо отшвырнул. — Почему же твой любимый и драгоценный Игорёша тебе денег не даёт? — процедил сквозь зубы.