— Она крикнула: «Помните Руди!» — ответил лейтенант. Килмара поднял другую бровь. — Да уж запомним, — сухо сказал он. Потом отпустил лейтенанта. — У юной леди явно была актерская жилка, — сказал он Гюнтеру. Тот пожал плечами.

— Бедняга, — заметил он. — Что тут еще скажешь? Классическое самоубийство-подражание. В замкнутом коллективе одно самоубийство часто влечет за собой другие. Многие коронеры считают, что о подобных случаях не следует сообщать хотя бы по этой причине.

Килмара содрогнулся.

— Ф-фу, — сказал он. — До чего мрачное дело. Пока наш лейтенант не принес это известие, я намеревался пораньше уйти домой и выкупать близнецов.

— А теперь? — спросил Гюнтер. Килмара сделал небольшую паузу и усмехнулся. — Я намереваюсь пораньше уйти Домой и выкупать близнецов, — сказал он. Он надел плащ, проверил свое личное оружие и повернул ручку, передающую сигнал в подземный гараж. Он решил, что о втором повешении сообщит Фицдуэйну завтра. А сегодня вечером пускай Хьюго разбирается с одним.

Близнецы немилосердно забрызгали его водой.

Город Корк, второй в Ирландии по величине, был основан св. Финбаром в шестом веке нашей эры. С тех пор его грабили, жгли и разрушали так часто, что здешние жители, видимо, решили изменить его планировку, дабы ни один чужак не смог по нему проехать.

Сеть городских дорог и так была устроена достаточно неудобно, а в этот сырой мартовский вечер пробки на улицах достигли и вовсе колоссальных размеров, делающих честь изобретательности местного планировочного комитета.

У Фицдуэйна возникло предположение, что население Корка растет только по одной причине: попавшие сюда люди не могут выехать обратно за городскую черту и потому оседают здесь, становясь торговцами, или юристами, или беременными, или и теми и другими сразу, а общаются друг с другом на странном певучем языке — по неведению его можно принять за один из диалектов Китая, но на самом Деле это всего лишь английский с коркским акцентом.

Вообще-то Фицдуэйн любил Корк, однако всю жизнь не мог понять, как в городе, стоящем на одной-единственной реке, ухитрились понастроить столько мостов — причем все они, похоже, вели не туда, куда надо. Вдобавок со времени его последнего визита мостов стало еще больше, а прежние, видимо, поменяли свое местоположение. Наверное, они специально были сделаны съемными, чтобы глухой ночью их можно было таскать туда-сюда. Наверное, подумал Фицдуэйн, за это англичане и спалили город в 1921 году: они просто не могли найти место для парковки.

Когда за пеленой мокрого снега замаячили контуры Южной больницы, это показалось ему весьма приятным сюрпризом.

Фицдуэйн вставил слайды с изображением повешенного в «карусель» проектора «Кодак» и включил его.

На стене появилось белое пятно экрана, неожиданно яркое для маленькой комнаты. Фицдуэйн нажал кнопку подачи слайда. Щелчок — поворот «карусели» — щелчок. Белый прямоугольник сменился размытой цветной кляксой. Фицдуэйн навел объектив на резкость, и на экране четко вырисовалось сильно увеличенное лицо повешенного юноши.

Бакли держал в руке указку-фонарик, чтобы можно было отмечать детали, водя световым лучом по очередному слайду.

— Конечно, — сказал врач, — эти ваши слайды полезны, потому что я не видел места происшествия. Было бы лучше, если б они попали ко мне до вскрытия; ну да ладно. По принятой нынче системе, — продолжал он, — полиция имеет право решать, стоит ли патологоанатому смотреть на покойного там, где его обнаружили, или это необязательно. Если у них есть повод для подозрений, тела не трогают, пока не будет произведен самый тщательный осмотр. В данном случае сержант воспользовался своим правом обойтись без этого. Ведь повесился юноша, да еще на территории своего колледжа. Весьма щекотливая ситуация; такое зрелище, как вы понимаете, может повлечь за собой душевные травмы. Ничего подозрительного не было, а сержант знал, что повешение почти всегда означает самоубийство. Кроме того, надо было убедиться, что парень действительно мертв. Учтя все эти факторы, сержант решил обрезать веревку немедленно, и я должен сказать, что считаю его действия правильными.

Фицдуэйн посмотрел на экран, на обезображенное лицо повешенного. У него возникло побуждение стереть кровь и слюну, которые так искажали черты юноши. Он заговорил, стараясь, чтобы его голос звучал отстраненно.

— Он наверняка был мертв. Когда я нашел его, я проверил пульс. Пульса не было. И потом, достаточно взглянуть на него.

Врач прочистил горло.

— Должен вам заметить, мистер Фицдуэйн, — сказал он, — что, видя положение тела, я сомневаюсь в безупречности ваших выводов. Само по себе отсутствие пульса ни в коей мере не доказывает факта смерти, особенно если принять во внимание то, что неспециалист едва ли способен произвести достаточно тщательную его проверку.

— Вы хотите сказать, что когда я нашел его, он мог быть еще жив — несмотря на кажущееся отсутствие пульса и такой вид?