— Погоди, ты хочешь сказать, что конструкты вообще не нужны, и что я тоже так могу?
— Если твоя воля достаточно сильна. — улыбнулась Стефа.
— То есть можно не изучать конструкты, а просто тренировать волю?
— Тренировать волю вообще полезно, — с лёгкой иронией ответила Стефа. — Но начинать всё равно приходится с конструктов. Главное, нужно помнить, в чём состоит твоя цель, и эта цель — не создание идеального конструкта.
— Знаешь, бабушка, а у меня сразу возник интересный вопрос… Вот эта жуткая боевая практика — она для отработки автоматизма или для тренировки воли?
Стефа засмеялась.
— С тобой трудно общаться, Кеннер — слишком уж ты умный. И для того и для другого, я думаю. Ты, кстати, заметил, что конструкты с вами вообще не отрабатывают? А вот ремесленников тренируют именно на точность конструктов, и при этом никто и никогда не слышал про Высшего ремесленника. Или взять лекарок и целительниц. Лекарок в сотни раз больше, но Высших лекарок никогда не было, а Высшие целительницы хоть изредка, но появляются. Это легко объяснить, если вспомнить, что лекарки лечат точными конструктами, а целительницы — главным образом волевым усилием.
— А почему нельзя ремесленников обучать развитием воли? — заинтересовался я.
Стефа надолго задумалась.
— Сомневаюсь, что это возможно, — наконец ответила она. — Там же нужна идеальная точность воздействия — как её добиться без конструктов, на чистой воле? Всё же мне кажется, что Высшего ремесленника мы никогда не увидим.
— У меня появился ещё один интересный вопрос: может ли так оказаться, что все эти характеристики основы — первичные, вторичные… какие там ещё есть… что все они имеют значение для конструктов, и не особенно важны для волевых построений?
— Нет, Кеннер, с тобой просто невозможно, — фыркнула Стефа смеясь. — Всё, мы на эту тему больше не говорим. Есть вещи, до которых надо доходить самому. Для каждого это происходит по-своему — потому эти вопросы и не обсуждают, чтобы не толкнуть студента в неверном направлении. Ищи свой путь сам.
— Всё, всё, — я поднял руки, — больше не спрашиваю. Про это не спрашиваю. Но есть ещё одна вещь, о которой я давно хочу тебя спросить. Ты хорошо помнишь Кеннера Ренского?
Стефа удивлённо подняла бровь.
— Хорошо. Вообще-то, я у деда была любимой внучкой, и я его тоже любила. Мы с ним много общались.
— Понимаешь, нам ещё в школе рассказывали историю про покушение на него. А в Академиуме мы её сейчас начали разбирать подробно. Вычисляем вероятности, отрисовываем мировые линии, ну и всё такое.
— Да знаю я эту историю, конечно. И что тебя в ней заинтересовало?
— У меня никак не получается в неё поверить. Есть в ней что-то такое, что меня царапает, и я никак не могу понять, что именно.
Стефа рассматривала меня с живым интересом.
— Ты меня опять удивил, Кеннер. Хотелось бы знать, как ты догадался. Да, ты прав — эта история полная чепуха. Мы просто поддерживаем эту легенду. Понимаешь, сейчас все верят, что устраивать покушение на Высших бесполезно, вот никто и не пытается. Конечно, Высшего убить очень сложно, но зачем нам нужно, чтобы кто-то вообще пробовал? Лучше пусть и дальше думают, что это невозможно.