После протянул мне ладонь, а я оглянулась разок и окинула взглядом всю эту красоту неземную, укрытую под толщей воды, чтобы запомнить и не забыть волшебства этого места.

Король сжал пальцами руку и потянул меня вдруг к голубой чаше.

— Готова? — спросил.

— К чему? — взглянула на него в удивлении, а он сверкнул озорно глазами и прыгнул в воду, утянув меня за собой.

Глава 21.

Светящаяся голубым водица оказалась свежей и прохладной, а струи подводного течения защекотали покрывшуюся мурашками кожу. Я от неожиданности затаила дыхание и попыталась рвануться обратно, но король не позволил. Он утягивал меня все дальше, пока круглое отверстие наверху не скрылось из глаз.

Я со страхом закрыла ладонью рот и затаила дыхание, а властитель, рассмеявшись, подтянул меня ближе и, отведя руку в сторону, прижался крепко к моим губам. Разжал их и вдохнул воздух в стиснутую толщей воды грудь. Я вцепилась в плечи владыки, боясь отпустить, а он уклонился сам. Отплыл, выпуская меня из объятий и сверкая в водном полумраке белоснежными зубами, велел:

— Дыши, Мира.

Я не сразу послушалась. Боязно было открыть рот и ощутить, как его заполняет вода и как проливается она в горло, наполняет живот и делает тело неподъемным, утягивает на самое дно. Но грудь уж сдавило, начало ее печь и колоть, и я, того не желая, судорожно вдохнула и поперхнулась, закашлялась. А король смеялся рядом, глядя как я со страхом откашливаю воду, а потом снова ее глотаю и дышу.

— Верь мне, Мира, — сказал и, вновь ухватив за руку, потянул за собой.

Мы проплывали над высокими горами с гротами и пещерами, ныряли в черную бездну, в которой не видно было дна. Касались вытянутой рукой отвесных выступов вертикальных подводных скал. Порой гранитные уступы рассекали глубокие щели, а из низ выглядывали любопытные рыбешки. Вода кругом была бирюзовая и такая прозрачная, что далеко внизу виднелись затопленные долины, зеленеющие на дне точно узорчатые полотна. И в полумраке подводном все кругом казалось таинственным, подернутым дымкой, а оттого мстилось, что под нами проплывают целые города и деревни, утонувшие века назад в этой бирюзе.

Я отдалась на волю властителя и летела вперед, увлекаемая им, и втягивала в себя воду уже без боязни. Дышала ей точно воздухом, а тело ощущалось легким, почти невесомым, и сама себе я казалась русалкой.

Не знаю, в какой момент мы подплыли к порталу в озерное королевство, но его величество вдруг исчез с моих глаз, а потом и меня протянуло сквозь водную завесу. Я заморгала и сощурилась на мгновение, а после только разглядела кругом ровный берег. Вышагнули мы с королем сквозь разноцветный водопад, ласковые струи которого падали вниз с приглушенным шумом, разбивались о плечи мои и спину и создавали сотни светящихся радуг. Тело окуталось туманом из водяных брызг, а ноги по самые бедра укрылись теплой водицей.

Заозиравшись по сторонам, попыталась распознать место, где мы очутились, и приметила, что на королевство уже опустились сумерки. Король вдруг взмахнул руками и вода, стекавшая по телу, застыла ровными шелковыми лентами бирюзового наряда. Тугой лиф приподнял грудь, а на талии завязались широкие ленты. Владыка вытянул меня на берег, и я ступила на зеленую траву в новых прозрачных туфлях. Волосы свободно лежали на плечах пышными волнами, будто вовсе не я минуту назад проплывала под водой Неживого озера. Кругом средь листвы деревьев и трав замелькали светлячки, откуда-то полились звуки нежной музыки, а его величество повернулся ко мне, одетым в бирюзовый камзол и такие же брюки.

Он ступил навстречу и поклонился, приглашая на танец, а из-за деревьев стали выступать на окутанную мягким светом поляну другие пары. Мы с королем закружились в самом центре под волшебную музыка, и я откуда-то знала все движения. Его величество нежно прижимал к себе и вел по кругу, а я ни разу не сбилась с плавного шага.

Волшебная радость, разбуженная в самоцветной пещере, по-прежнему накатывала мягкими волнами, зажигая во мне тот восторг, отражение которого я видела в глубине глаз короля. Мы танцевали и танцевали и ни разу не остановились, потому что не чувствовали усталости. Под такую музыку невозможно было замереть, она толкала двигаться и парить над землей в крепких объятиях, побуждала к поцелуям и ласкам. И я не удивилась, когда свет вокруг померк, а мы с владыкой вновь шагнули куда-то, а после очутились в его опочивальне. Король прижал меня крепко к себе и склонился, чтобы поцеловать.

Шелковый наряд стекал по телу под его руками точно вода. Мужские губы касались шеи, ключиц и плеч, дарили трепетную нежность и ласковое тепло осторожных и бережных прикосновений. Хотелось отдаться на волю светлых чувств, раствориться в любовной магии, перестать сопротивляться сильному притяжению, позабыться на время. Все казалось правильным, естественным, кроме слабого протеста в душе, непонятного несогласия, мешавшегося с чувственным томлением. И хотя голову кружило от поцелуев, а пальцы сжимали на широких плечах рубашку, и я выгибалась, послушная чужой страсти, но не горячие ласки вырвали первый стон из груди, а едва ощутимая горечь разочарования. Мягкие пряди скользивших сквозь пальцы волос отчего-то казались более жесткими, а крепкое тело, к которому прижималась, ощущалось чуточку чужим. Мое не приникало к нему будто вторая половинка, оттого рождалось в душе чувство странной незавершенности.

Король отстранился первым и поднял лицо мое за подбородок, заставил открыть глаза, поймал мой помутившийся взор. Провел большим пальцем по щеке, а после скривил губы, скопировав выражение малого ребенка, потерявшего любимого тряпичного зайку. Мелькнуло в глазах на секунду потаенное чувство сродни тоскливой обреченности и тут же растворилось, сменившись привычным выражением.

— Мира, Мира, — покачал головой.

Я раскрыла широко глаза, в недоумении глядя на властителя и силясь понять, отчего целовать перестал. А он пробежался пальцами по моим обнаженным плечам, и кожу закололо, в душе буря поднялась, истома страстная вновь накатила. Я на цыпочки поднялась, прижалась ближе к королю и вздох его глубокий всем телом ощутила. Думала, снова поцелует, а он не спешил, проводил медленно рукой по волосам и спине, словно размышлял о чем-то далеком.