Я прошла к выходу. Мы снова сели в машину.
– Остановимся в Дортмунде на ночь, – сообщил Костя.
Он завел машину и протянул руку к бардачку. Дверца открылась, и мне на колени выкатился бумажный пакет, а за ним термос.
Белая бумага была с логотипом на французском. Я схватила пакет и обнаружила там круассан.
– Разумеется, он уже остыл, но не успел испортиться.
Я прижала булку к груди и спросила:
– А в термосе ледяное игристое? Чтобы я снова уснула до самого Дортмунда?
Костя засмеялся.
– Нет, там кофе. Спаивать тебя ближе к вечеру опасно. Снова не дашь поспать.
Он дал газу, и мы вернулись на дорогу. Я долго пыталась придумать остроумный ответ или просто какую-нибудь гадость. Момент уже давно был упущен. Я так ничего и не сказала, стала есть круассан, запивая кофе. Мой завтрак был прекрасен. В Париже можно брать любой круассан, и он будет идеальным. Этот не стал исключением.
Когда мой идеальный завтрак закончился, я вытерла пальцы салфеткой, облизнулась и от всей души сказала:
– Спасибо, Костя. Это было прекрасно.
– Париж-Париж, – пропел он, чуть улыбаясь. – Пожалуйста, Алекс.
Глава 10. Настя
Костя
Алексия Стерн, без сомнения, была самой раздражающей особой из всех раздражающих особ, с которыми я имел честь водить знакомство. От избалованных богатеньких девочек я предпочитал держаться подальше. Надутые губы и пришитые сиськи хороши в темноте, когда прищуришься и выпьешь немного. Пару раз я с такими спал. Это было на заре знакомства с Маратом. Мы обсуждали за ужином дела, а потом отдыхали. Казаев умел снять любую девочку. Для него это был какой-то спорт. На грани извращения.
Пару раз мне было весело принять участие в этой игре, но быстро надоело. Марат любил пафосные места и пафосных девиц. Я предпочитал локации и барышень попроще.
Но Алексию сложно назвать классической избалованной девицей. Было в ней что-то трогательное, трагично-лиричное с саркастическим надрывом. Вроде взрослая девочка, а все равно какая-то незрелая и порывистая.
Мне нравилось доставать ее, но одновременно хотелось защищать и баловать. Круассан и кофе были меньшим, что я мог забрать для нее из Парижа. И я забрал.
Алексия кипятилась и вспыхивала, как спичка. Она была хороша в гневе, но следом хотелось увидеть на ее лице улыбку удовлетворения.