– Деточка, а может ты зайдешь как-нибудь к нам в гости, давно ведь не была, проведаешь тетушку Сусанну, и… я совсем забыл, Нахумчик чуть не плакал, так по тебе соскучился!
Это да, этот мог. Второго такого инвалида умственных перегрузок как Нахум еще поискать придется, и не факт, что поиски увенчаются успехом. Младший сынишка Ягломов был ребенком. В смысле большим ребенком, не воспринимавшим реалий окружающего мира. Нет, это была даже не болезнь, а вот такое нежелание организма считаться с тем, что у мира есть какая-то своя, не нахумовская, точка зрения на все происходящее. И нежелание организма эту самую неудобную точку зрения принимать и как-то миру соответствовать. Поэтому парень, несмотря на свои почти тридцать лет, продолжал обитать с родителями, предпочитал заниматься исключительно изготовлением простеньких амулетов, приносящих удачу, и большую часть времени проводить в каком-то своем запредельном мире.
Лума сильно подозревала, что однажды в голову хитрого джудиоса Зераха пришла, как ему казалось, гениальная идея, вернее, мысль – сынишку следует женить! Во-первых, ответственность можно будет с себя переложить, да и полезное занятие у мальчика появится, это, во-вторых, не все ж ему на горничных облизываться. Ему бы сосредоточиться на вопросе на ком, но мысль о счастье для великовозрастного дитяти упорно обживалась в его голове. Мысль завела там себе сначала постоянное лежбище, потом выстроила дом, натаскала мебель и предметы быта, убедила саму себя в своей же первостепенной важности и с упорством, достойным лучшего применения, каждое утро будила Зераха не самыми ласковыми словами. Хорошо еще, ей оказалось не под силу полностью выжить остальные тоже вроде как нужные мысли, хотя она и сумела их изрядно потеснить. Мириться с подобным соседством Зерах не хотел, потому предпочел изгнать мысль путем ее воплощения в жизнь. Однако на пути воплощения встали неожиданные препятствия. Родниться со всяким нищим и развратным быдлом, к которому по определению относились девушки, например, из прислуги, семья Яглом считала неправильным и даже зазорным. Приличные же и небедные, а даже и бедные девушки из джудиосской диаспоры от такого «счастья» как Нахум тоже дружно воротили носы, и не то, чтоб Зерах их не понимал, но и выслушивать постоянные скандалы от любимой супруги Сусанны и «лесопилку» от загостившейся мысли он уж тем более не желал. Вопрос встал ребром: где будем брать мальчику жену?
И тут он нашел, как ему казалось, блестящее решение: вот же, дочь артефактора Белтрана! Ее шансы на замужество минимальны, потому как девица калека и перестарок, но ей и не рейдл отплясывать. Такая и на Нахума согласиться, потому как кто еще на нее позарится? А девушка она приличная, да и внешне вполне симпатичная, значит, и детишек сможет родить справных, опять же, занимается ювелирным делом, значит, в семью копейку заработает, а после смерти ее родителей мастерскую ее отца можно будет и в один из филиалов Дома Яглом переделать. Словом, куда ни глянь, сплошные плюсы от такого гешефта.
Все предусмотрел, пенек пархатый. Забыл только Луму спросить.
А Лума оказалась против. Мало того, что она вообще не рвалась получить брачный браслет, так еще и перспектива оказаться замужем из жалости да в качестве няньки при великовозрастном дитятке, у которого одной Матери-Заступнице известно, что в голове творится, совсем ее не устраивала. Теоретически Лума понимала желание родителей отдать в хорошие руки единственного непристроенного отпрыска, ей было даже немного жалко парнишку не от мира сего, но себя от одной мысли стать его женой-дуэньей почему-то становилось еще жальче. Ну нет, ищите дураков в другом месте, почтеннейший Зерах Яглом, ответила Лума. Тот не поверил, обратился к ее родителям. И родители ее поддержали: отец наотрез оказался выдавать Луму замуж без ее согласия, а мать так и вовсе намекнула, что проклянет особо настырных. И вообще… не все же созданы для замужества. Кому-то хочется и счастливым пожить.
Однако дядюшка Зерах мысль о таком выгодном браке так и не похоронил, а потому неизменно, не менее раза в неделю наведывался к Луме в мастерскую с разными как бы случайными, или, наоборот, животрепещущими вопросами, надеясь переубедить упрямую девицу, не понимающую своего счастья. Лума стойко держала оборону, даром что ее так и подмывало периодически испробовать на настырном джудиосе очередной артефакт, например, огненного заслона, и сдерживала ее только мысль о потенциальном судебном разбирательстве, ну и о сплетнях, которыми обрастет история поджигания несостоявшегося свекра…
Идиллию с распиванием чая очень удачно прервал отец Лумы, заглянувший позвать ее к ужину. Дядюшке Зераху волей-неволей пришлось вспомнить о каком-то очень срочном деле и покинуть мастерскую. Отец одобрительно осмотрел творение дочери для синьоры Маррокин и даже предложил послать ей магограмму, чтоб поторопить почтенную вдову с забором заказа и, соответственно, с оплатой за него.
Зашедшая за своим заказом Бранка Маррокин забрала готовую полупарюру и принесла обещанные деньги, чем сильно подняла Луме настроение. А на кухне мать, накрывавшая на стол, с усмешкой спросила, намекая на визит Яглома:
– Сильно достал?
– Да шоб я видела его на одной ноге, а он меня одним глазом! – не сдержалась Лума.
– Странный все-таки человек. Вроде все ж ему неоднократно объяснили, нет, не верит…
– Дело не в том, что он мне не верит. Он не хочет мне верить. А вот с этим уже ничего не поделаешь.
– Может у него склероз проклюнулся…
– Я даже думать не хочу откуда у него в мозгу еще и птичка завелась, которая ему теперь мозг клюет, но одно понимаю отчетливо: мне от него и его сына следует держаться максимально далеко!
Мартин Белтран только вздохнул. Нет, он не жалел, что отказал Зераху Яглому, проблема была в Луме. Да, из девочки получился хороший, даже талантливый артефактор, она росла славной и симпатичной, речь, манеры, знание этикета, все при ней, но вот с личным счастьем наблюдались явные проблемы. И причин тому было две. Во-первых, хромота, с которой так и не смогли справиться никакие даже самые именитые медикусы, и из-за которой окрестные парни предпочитали тех, кто мог составить им пару на танцах. А во-вторых, девица Белтран оказалась преизрядно умна, что женщине вроде как и непозволительно вовсе, да еще и не пыталась этого скрывать, что тоже не способствовало наплыву женихов. А жаль. Мартин был свято убежден, что никакая, даже самая любимая работа не может заменить семью. Жена его тоже была с этим согласна, но заставлять или еще как-то давить на дочь в этом направлении они не стали.
А сама Лума с воодушевлением возилась с артефактами и даже выиграла пару лет назад столичный конкурс на самый необычный защитный артефакт, получив патент. По какому-то странному капризу природы ей лучше всего удавались именно защитные плетения для помещений и особенно замкѝ! Правда тот же выбрык природы не дал ей возможности «чувствовать» драгоценные камни, но тут уж ничего не поделаешь. Зато, когда речь шла об изделиях из полудрагоценных и поделочных камней, тут с ней не спорил даже Председатель Гильдии артефактчиков Либреса, а уж он-то мог многое сказать, если был с чем-то не согласен!
– Лума, – попросил отец, – раз уж ты закончила заказ для синьоры Маррокин, сходи со мной завтра на центральную площадь. Я один никак не успеваю доплести защиту на этом нелепом сооружении, а нам вечером придется еще и в ратуше попотеть с наведением охранного декора.
Лума кивнула, радуясь возможности прогуляться на воздухе. Нет, работу свою, она, конечно, любила, но периодически провести день на солнышке всяко приятнее, чем корпеть тот же день над очередной поделкой. И раз уж мастеру Белтрану мэрия Либреса оказала высокую честь – участвовать в наложении охранных заклинаний на трибуну, выделенную для иноземных послов, то почему бы и не помочь отцу. Если работать над охранной вязью будут одновременно два мастера, то злоумышленникам будет пролезть сквозь их плетения в четыре раза труднее. Тем более, что потом ее с отцом ждут в городской ратуше, где соберутся все городские артефакторы, обещавшие помочь городским властям с проведением ассамблеи.