Поозоруем немного. Стучу по клаве — «Pidorok». Ахренеть, свободны номера от третьего и дальше.

— Хорош прикалываться. Смена кончается через полчаса, — с нотками явного недовольства в голосе Руслан пресекает мои эксперименты.

А вот так попробуем — «ingeniero». Во, ништяк — эсперанто тут не в моде. Всего два слова на эсперанто знаю, а пригодилось.

Буду — Den ingeniero.

— Руслан, готово, — откидываюсь на спинку стула. Вроде ни о чём вопрос, а как будто три километра пробежал, причем все три в гору.

— Это на португальском? — стуча по клавишам, интересуется Руслан.

— Нет. Это эсперанто — язык интеллектуальных меньшинств.

— Держи, интеллектуал, — Руслан дует на зажатые в руках куски пластика. Получаю на руки три горячие, пластиковые карточки. С одной стороны наши фотокарточки, имена, сегодняшнее число и восьмизначный номер, с обратной знак «Архитектора вселенной» и цветной штрих код по граням пирамиды.

— Ваши документы — «Ай–Ди», если по–простому. Фото временные. ТАМ новые сделаете, когда лица в норму придут. Карточки не тонут, выдерживают температуру 230 градусов, подделать их практически невозможно. Кроме того, Ай–Ди, одновременно являются вашим платёжным средством — аналог банковской карты, на них зачисляют средства и с них же производится оплата.

— Скоро твоё время, собирайся, — прерывает коллегу явно уставшая за смену Татьяна.

Нам собраться, только подпоясаться, укладываюсь в полчаса, даже успеваем разогреть в микроволновке и доесть на четверых вчерашний плов.

На месте парковки машин геологов, ползает уборочная машинка, из крайнего номера выносят кипу постельного белья. Порядок тут, однако. Молчаливые уборщики уже ждут, когда мы освободим помещение.

— Экипаж, в машину, — подсаживаю мелочь в кабину.

Хм, что с собаками делает животворящий кусок сырой баранины, сожранный на ужин — Муха запрыгивает в кабину, едва я открываю правую дверь. Чувствуется мощь в собаке.

Холодный мотор чихает солидным облаком дыма, секунд через десять под крышей заводят свою прощальную песню вытяжные вентиляторы. Ворота с печальным скрежетом откатываются в сторону, намекая — пора ехать. Закладываю дугу в проём ворот.

— Направо по диагонали, — незнакомый голос, из громкоговорителей, напутствует в дальнюю дорогу. Не Татьянин голос, и не Руслана, видимо другая смена заступила.

Подруливаю к указанным воротам. Над воротами, красный свет сменяется зелёным, створки ворот уже гостеприимно раскрыты.

— Посмотрите на солнышко, — детям передалась меланхолия моего настроения.

Все вместе щуримся на диск холодного, осеннего солнца, периодически ныряющего в тяжелые облака. Мир вокруг блекнет и теряет краски: серый бетон дорожного покрытия, темно–коричневые стены старых фабричных корпусов, свинцовое питерское небо и полумгла за открытыми воротами. Где–то совсем рядом басовито гудит тепловоз, и стучат на стыках рельсов вагоны, наводя на мысли о том, что снабжение за «ленточкой» осуществляется не только автотранспортом.

Перед смертью не надышишься, последний шаг делать все равно придется. Закрываясь, створки ворот тушат последние, пусть и минорные, но такие родные краски этого мира. Вот и все, что–то сейчас будет. Меня слегка колбасит, страхи и сомнения накатываются неприятной волной. Вдох–выдох — поздняк метаться, загоняю эмоции в дальний угол сознания и осматриваюсь по сторонам.