— Давай, давай не спи! — гонит водителя командир.

— Куда едем? — интересуюсь у Сергея.

— Да тут, на седьмом посту кабанчик в колючке запутался. Будем брать.

Достав из кармана пару патронов, подполковник снаряжает выданный прапором пустой магазин.

До седьмого поста УАЗик долетел минут за десять. На месте нас ждет пожилой, сильно заросший субъект, закутанный в армейскую плащ–палатку.

— Митрич, показывай, — подполковник так торопится, что даже не удосуживается захлопнуть двери УАЗа. Мужик молча направляется вдоль периметра.

Натоптанная по желто–оранжевому ковру опавшей листвы тропинка петляет по мелкому смешанному подлеску. Кристально–чистый осенний воздух пропитанный запахом хвои приятно щекочет ноздри. Где–то чуть в стороне тихонечко журчит ручеек. Птички поют. Слабый ветерок нежно гладит сильно поредевшие кроны. В памяти сами собой всплывают заученные в школе строки Пушкина, очень точно и емко передавшего саму суть русской осени.

Всё–таки удивительный народ — русские. Все прогрессивное человечество из века в век видело чернокожих исключительно в ударном труде на плантациях, но на плантациях России неграм зябко даже летом. Поэтому Арапа Петра Великого не сгноили во глубине сибирских руд.

И не прогадали, его кучерявого правнука муза вознесла на самый верх поэтического Олимпа.

— Пришли, тута он, — субъект в плащ–палатке отступил в сторону, пропуская вперед клацнувшее затвором калаша начальство.

— Митрич, табельное твое где? — вкрадчиво поинтересовалось начальство.

— Где–где, в оружейке осталось. Я же не пацан малолетний с такой дурой взад–назад по лестнице скакать, — равнодушно пробурчал Митрич.

Выслушав объяснение дичайшего нарушения устава, подполковник тяжело вдохнул, покачал головой и двинулся в сторону хрюкающего где–то в высокой траве зверя.

Скажу честно, понять могу обоих.

И подполковника, которому просто негде набрать других кадров. Потому приходится терпеть тех, что есть.

И пенсионера Митрича, которому просто залезть на десятиметровую караульную вышку, уже подвиг. А уж тащить наверх неудобную трехлинейку это сродни мазохизма. Вот и ходят мужики на пост без оружия. Знают, с этой стороны часть вплотную граничит с болотом, из которого кроме кабана или кикиморы с лешими выйти некому.

Но кабану военное имущество не интересно, а кикиморы, лешие и прочие социальные элементы с местными мужиками предпочитают не связываться. Ибо места тут глухие, а люди живут суровые.

— Ты смотри, какой красавец. Не меньше центнера будет, — подполковник вскидывает автомат к плечу выцеливая зверя.

Хотя чего его выцеливать? Кабан почти неподвижен. Плотно перехлестнутый кольцом колючей проволоки, глубоко впившимся в толстую шкуру, хрипящий зверь прижал уши и развернулся в нашу сторону.

Я даже не стал взводить курки обреза. Это не охота, это расстрел.