— Я вообще из… — Диме неловко было тут говорить правду но он смог. — Из Новосибирска.

— Ого! К нам даже странники являются! — издевательски посмеялся охранник.

— Нам, правда, очень надо наверх… — пытался убеждать Дима и вдруг он понял.

Пока он болтал с охранником, второй уже успел несколько раз ударить и без того еле стоявшего Анатолия. У него вдруг что то внутри загорелось. Будто то, что долгие годы и века намертво было заковано, вдруг освободилось. Это чувство у него ассоциировалось с Парижем… Но он лишь отшатнулся на деле. Охранник пролистал паспорт Димы и ткнул его ему в грудь и холодно сказал:

— К вам вопросов нет. Можете проходить.

Гермозатвор поднялся к потолку и Дима увидел яркий свет, который чуть не ослепил его. Охранник что спокойно общался с Димой, равнодушно отвернулся от него и присоединился к избиванию Анатолия. Дима сделал несколько шагов к эскалаторам ведущих наверх, и вдруг остановился. Ноги его будто не слушались, он не может бросить своего друга, он может ещё его спасти! И плевать что он знаком с ним всего пару дней, он так много для него сделал, сколько никто для Димы не делал! Но к несчастью, за гермозатвором, у эскалаторов стояли еще охранники которые стали в мерах безопасности подходить к Диме. Тот обернулся на Анатолия и хотел уже шагнуть к нему но его вдруг схватили две мускулистые руки, он не смог сопротивляться. Анатолий уже был при смерти…

— Тебя бы перевешать за предательство! — кричал охранник бивший напарника.

— Да я ничего не сделал даже… — хрипло отвечал Анатолий.

Наконец охранник совершил последний удар кулаком по вискам, и Анатолий упал без сознания. Больше Дима на это смотреть не мог. Горящее чувство животной агрессии с такой силой вырвалось наружу, он почувствовал такую силу в мышцах и жилах, что стоящие сзади охранники опрокинулись. Время растянулось для Димы, и его хватило чтобы ловким движением достать автомат из рюкзака, схватиться за его рукоять и щелкнув предохранителем дать несколько очередей по спинам охранников.

Он только и успел удовлетворенно посмотреть, как из возникших чёрных пунктиров пулевых отверстий на синих камуфляжах офицеров сочилась кровь. Он снова погрузился темноту. Более болезненную темноту… Через несколько часов он едва пришёл в себя.

— Через повешенье, — заключил комендант.

Раздался бурый шум аплодисментов и радостных возгласов, с Димы резко сняли мешок что был всё время у него на голове. Всё его тело было покрыто ранами и пятнами: допрашивающие его старались изо всех сил. Даже символичные знаки что были на правой руке, они смешивались с большинством других наложенных на них красных пятен. Правый глаз заплыл, лишь единственным рабочим левым глазом Дима осмотрел помещение. Это был всё тот же главный зал станции, перед ним стояла огромная толпа, из всех местных жителей и спецназ. Впереди возвышался судебный столик над которым стоял человек в деловом костюме и побелевшей причёской. Мэр?..

— Казнь состоится завтра, около четырёх утра, на станции Граничная, — уточнил заместитель мэра что стоял слева от него.

Как и его начальник, он так же был одет в пиджак и у него была слегка стриженная причёска. Очень много здесь было флагов, и даже не только Тюменской Конфедерации, присутствовали так же гербы самой Тюмени, и Тюменской области. Опять накатила дурнота, закружилась голова и если бы не двое стоявших рядом плечистых конвоиров, Дима бы упал. Ему казалось его сейчас вырвет при всём народе. Тупое безразличие ко всему что с ним происходит пришло к Диме постепенно.

А сначала его долго, аккуратно били терпеливые сильные люди, а другие рассудительные, задавали ему вопросы. Комната была облицована бледно-жёлтым цветом: отсюда наверняка легко было убрать кровь, но выветрить её запах отсюда была невозможно.

Для начала его научили называть того самого мужчину в пиджаке и белобрысыми волосами называть «господин Мэр». Потом — не задавать вопросов а отвечать них, кратко и по делу. Отвечать кратко и по делу учили отдельно, и Дима удивлялся, как же вышло, что все зубы оставались на своих местах, хотя несколько всё же сильно шатались, и во рту был постоянный привкус крови. Он пытался сначала молчать, но ему вежливо объяснили, что так делать лучше не надо. Было очень больно. Через некоторое время, Дима понял как надо отвечать. Достаточно было наилучшим образом оправдывать ожидания господина Мэра. Если господин Мэр спрашивал, не с Речной ли прислали Диму сюда, надо было просто утвердительно кивнуть. Если господин Мэр предполагал, что Диму направили с целью сбора разведанных, и проведения диверсии, например, покушения на жизнь руководства Тюмени (в том числе и самого Мэра), надо было опять согласно кивнуть, тогда мучитель довольно потирал руки, а Дима позволил себе сохранить второй глаз. Он несколько раз пытался потерять сознание, но его быстро взбадривали ледяной водой и нашатырем, он был очень интересным собеседником.

В итоге о нём сложилось очевидное представление — в нем видели вражеского шпиона, предателя и диверсанта, явившегося, чтобы нанести Тюменской Конфедерации, а заодно и руководству города удар в спину, обезглавив власть и посеять хаос на территории всего метрополитена. После того как все детали были выяснены, Диме позволили отключиться.

Когда он смог пробудиться в следующий раз, Мэр уже дочитывал приговор. Едва последние формальности были утрясены, а официальная дата его прощания с жизнью — анонсирована общественности, на голову и лицо опять натянули мешок, видимость серьезно ухудшилась. Замутило ещё сильнее. Еле продержавшись минуту, Дима прекратил сопротивляться, тело скрутила судорога, и его вырвало на собственные ботинки. Охрана сделала осторожный шаг назад, а общественность возмущенно зашумела. На какой то миг Диме стало стыдно, а потом он почувствовал как голова его куда то уплывает, а колени безвольно подгибаются. Опять темнота. Сильная рука приподняла его подбородок, и он услышал знакомый голос.

— Пойдем! Пойдем со мной, Дима! Всё кончено, вставай! — говорил он а Дима никак не мог найти в себе силы хотя бы поднять голову или пошевелиться.

— Мешок… — промычал Дима, надеясь что человек его поймёт.