Он протянул мне прут:

– Ты когда-нибудь делал лук?

– Да. Много раз.

– Так пойдем на улицу, Торстейн Тормудсон. Я покажу тебе, как вы́резать такой тугой лук, чтобы можно было стрелой пробить кольчугу.

Я не лгал Хальвдану, я уже смастерил много луков, несколько из них из тиса, древа богов, на нашем полуострове он рос на каждом шагу. Этому научил нас с Бьёрном отец. Именно поэтому мне не понравилось, что другой человек будет мне показывать, как это делается. Мне казалось, что отец стоит за моим плечом и с неодобрением качает седой головой. Хальвдан Корабел сел на скамеечку и зажал меж колен тисовый прут. Он не строгал его, как я, но легко водил ножом по древесине, отделяя стружки тонкие как волосок. За работой он рассказал мне, что к нему все реже приходили за корабельными досками и поэтому он занялся луками. На хорошие луки по-прежнему находились покупатели.

Показав мне, как скоблить дерево, он позволил мне попробовать самому. К тому времени я вспомнил, что отец однажды показывал мне такой способ, и сидел он тогда точно так же. Но я совсем позабыл о нем, потому что это занимало много времени, а я всегда был нетерпелив и хотел смастерить лук за один день.

Совсем не так работал старый корабел. Тот прут, над которым я трудился тем утром, лежал на просушке с прошлого лета, и мне пришлось возиться с ним три дня, пока Хальвдан не был доволен работой. Затем нужно было ссучить струну из конского волоса и натереть ее пчелиным воском, и мне пришлось отправиться в лес на поиски рощи, где росли прямые ветви, ибо Хальвдан Корабел брал заготовки для стрел только оттуда. Затем надо было прилаживать перья и наконечники, и только тогда наконец мне позволили испробовать лук на полное натяжение. Только тогда старик кивнул с довольным видом.

К вечеру на двор явились двое мужчин, приведших меня с торжища. Они несли в корзине свежевыловленную треску и запекли рыбу над очагом во дворе. К тому времени я не ел уже почти два дня, так что от вкусного запаха у меня забурчало в животе. Мужчины разделили рыбу на куски и насадили их на прутья, а старик Хальвдан пододвинул скамью ближе к очагу и сидел, глядя на пламя.

– Не позволяй мальчишке слишком долго сидеть с этим луком, – сказал Рагнар.

Старик пробормотал, что у него и ясень есть, нет числа всем сортам древесины, что он напилил и высушил. Тут он сплюнул на землю, усыпанную щепками, и прокашлялся.

Мне разрешили сесть за один стол с ними и разделить их трапезу. Стол стоял прямо во дворе. Солнце медленно садилось за верхушки деревьев, двое мужчин уплетали куски рыбы, а в фигуре старика появилось что-то скорбное. Он бросил взгляд на море, повел сутулыми плечами и вытер нос. Затем его взгляд вновь упал на деревья, прибрежный ветер сорвал с них несколько листьев, и они закружились над крышами.

– Парень, – сказал он. – Не злись. У всех своя судьба.

– Норны, – вставил Рагнар.

– Да, – кивнул старик. – Твой отец рассказывал тебе о норнах, парень?

– Да, – ответил я.

– Тогда ты знаешь, что норны прядут нить для каждого человека. – Хальвдан соединил большой и указательный пальцы, словно держал нить. – У некоторых на нити узелки, некоторые ровные, будто спрядены из тончайшего шелка. А потом… – он показал пальцами движение, будто режет ножницами, – … они ее обрезают.

Хотя мне тогда было всего двенадцать, я понимал, что он хочет мне сказать. Я опустил взгляд на свой кусок рыбы, в надежде, что он замолчит. Это была угроза. Если я попытаюсь бежать, меня убьют.

– В мире три рода людей, Торстейн. Ярлы, свободные люди и рабы. Все мы потомки Хеймдалля, родоначальника всех родов, племен и народов на земле. Как ты думаешь, Торстейн, что ты за человек?

– Он вовсе не человек, – хмыкнул второй мужчина. Его звали Стейнаром, но тогда я этого еще не знал. – Он всего лишь мальчишка.

– Нет, он уже человек. Мужчина, – возразил Хальвдан.