Только что приведенное сопоставление показывает, что актуализируются только те результаты идеации, которые чем-то важны именно для данного времени; к примеру, правдивость актуальна в XVII в., правильность — в век Просвещения, а праведность выработана в русле идей славянофилов в первой половине XIX в. То же относится к любому из предъявленных примеров, стоит только задуматься над ним и вписать в культурную парадигму того времени, когда он появился.

Наконец, скажем и о причинах, почему сегодня так трудно уяснить логическую последовательность моментов (в широком смысле) идеации, т. е. выделения абстрактных признаков средствами родного (в данном случае — русского) языка. То, что в истории имело свою последовательность развития и становления: ментализация → идеация → идентификация — теперь происходит одновременно, и не только по причине ускорившихся жизненных ритмов. Дело в том, что выработанные системой способы идентификации — доведения до понятия вычлененных признаков — теперь можно безболезненно использовать одномоментно (по историческим меркам).

Вот пример, который кажется убедительным.

В эпоху недавней «перестройки» и «гласности» на страницах печати появились выражения волосатая рука, мохнатая рука, косматая рука и другие, выражающие отвращение к незаконному обогащению и разным проявлениям «блата». Исторический корень такого выявления типичных признаков слова рука понятен: этимон слова, его словесный образ, предполагает указание на «хватание», «цапание». После принятия христианства и развития ментализации, путем семантического калькирования соответствующего греческого слова, появилось и символическое значение слова рука: рука стала пониматься как символ власти. Таким образом, в перестроечном типичном признаке — волосатая, косматая, мохнатая — на фоне символического значения проявилось исходное образное значение славянского слова, выражающего осуждаемый обществом захват собственности под покровительством власти. Лет через десять, но уже в начале 1990-х годов, состоялась идентификация нового понятия, которое выразилось в хлестком слове волосатость («у него такая волосатость!» — и речь не об орангутанге). Почему именно «волосатый» признак был избран, объяснять не нужно: это также лежит в сфере славянского подсознательного (ментального), именно с волосом связывающего мистические силы черного колдовства.

Так на протяжении 10-15 лет состоялось развитие нового понятия, которое пока что стыдливо избегают словари, даже Большой словарь русского жаргона (2000 г.), который под словом волосатый отделывается указанием на хиппи, а также многочисленные словари воровского жаргона (и для них волосатый — только хиппи). А это значит, что цензура не исчезла — как не исчезла и глубокая потребность русского человека неожиданным оживлением славянского слова выразить суть происходящих жизненных процессов.