К замку подошел третий ключ. Раздался щелчок, и дверь открылась. Но в комнате стояла кромешная темнота.
Илья прислушался. Время от времени ему казалось, что он слышит чье-то дыхание.
Вытянув руки вперед, он сделал шажок-другой, наткнулся на широкие полати и стал шарить по ним. Нащупал чью-то ногу. Повел ладонью вверх – фигура женская, с грудью. Девушка. Попробовал ее немного потрясти – но куда там, спит беспробудно. «Ох ты и дурень!» – обругал себя Илья. Девушка ведь тоже могла воды выпить и крепко уснуть.
Взвалив ее себе на плечо, он вышел из комнаты и спустился вниз, в трапезную. Уложил девушку на обеденный стол, головой поближе к окну, внимательно всмотрелся в черты лица. Марья! Было бы нелепо и смешно вынести с поверха другую девушку, скажем – наложницу воеводы. Как говорится, в ночи все кошки серы.
Снова взвалив девушку на левое плечо – чтобы правая рука была свободной, Илья вышел из комнаты и у крыльца столкнулся с холопом княжеского двора. Тот выглядел как опоенный чем-то или как лунатик – стоял с закрытыми глазами и ритмично раскачивался. Илья обошел его.
Черт, к каким воротам идти? О том, что он должен изнутри открыть ворота, выйти через них и впустить в детинец волхва, разговор был, но Илья никак не мог вспомнить – какие ворота? Ильинские или Дмитриевские? И до тех, и до других идти одинаково, но у каких ворот ждет его волхв со своими людьми?
Он решил идти к Дмитриевским. Башня, где нес службу «засланный казачок», была рядом с Дмитриевскими – именно там он перелез через стену.
На утоптанной земле тут и там виднелись тела. Зрелище необычное, а при лунном свете и вовсе фантасмагоричное. А если волхв своими заклинаниями, тем более что прозвучали они в полнолуние и время – перед рассветом, когда нечисть в силу входит, призовет всяких упырей или вампиров, заложенных или мавок? Тогда к рассвету в детинце останутся одни мертвые тела. А впрочем, сейчас Илье было плевать на дружинников.
Злость и досада на воеводу прошли, он наказал его. Такой меч, как у воеводы, хороших денег стоит.
В душе Илья уже решил, что избу надо бросать. Сам он в ней пожить может, но рискованно, воевода может начать мстить. Еще двери ночью подопрет и избу подпалит, с него станется. Через окна не выскочишь, маленькие, так и сгоришь живьем. А уж Марью оставлять там теперь и вовсе нельзя, это только дурак наступает на одни и те же грабли дважды.
Илья подошел к воротам и бережно уложил Марью в сторонке. Ворота были заперты изнутри на деревянный дубовый брус. Брус тяжелый, фактически – отесанный дубовый кряж, сдвигали его обычно четверо воинов. Но, как говорится, за неимением гербовой бумаги пишем на простой.
Илья поднатужился, уперся ногами в землю, и брус немного сдвинулся. От натуги потемнело в глазах, заколотилось, стремясь выпрыгнуть из груди, сердце. Илья сделал вторую попытку, и брус сдвинулся еще на две ладони. Хм, эдак он и до утра не откроет.
Илья взобрался наверх, на башню, и выглянул из бойницы. Внизу, у ворот, маячили смутные тени.
– Борг, ты здесь? – тихим голосом спросил он.
– Здесь, здесь! Отпирай, зелье скоро действовать перестанет.
– Не могу я в одиночку брус отодвинуть, помощь нужна.
– Ах ты, будь оно неладно!
– Пусть двое, кто посильнее, вправо бегут, к третьей башне. У меня веревка там, втащу.
– Понял.
Двое мужчин сразу побежали вокруг тына, а Илья, перепрыгивая через спящих дружинников, помчался к смотровой площадке.