– Я тебе дам «собаки», мразь! – Руф размахнулся, но хозяин остановил его. Некое темное предчувствие замаячило перед ним, однако Сальвидиен не осмеливался дать ему имя.
– Собаки бросились на госпожу…
– Бравроны? Как это могло случиться? Кто выпустил их из загона?
– Никто… госпожа спустилась на арену, и…
– А как же Гедда? Почему она допустила?
– Она же в Гортинах, господин…
Сальвидиен совсем забыл об этом обстоятельстве.
– И госпожа Петина… очень пострадала? Ее покалечили?
При мысли, что гладкая кожа Петины сейчас обезображена рваными ранами, Сальвидиена передернуло.
Раб вытер глаза кулаком, шмыгнул носом и произнес совершенно отчетливо:
– Она мертва, господин.
Последовала пауза. Поскольку адвокат не перебивал посланца и никак не обнаруживал своих чувств, раб продолжал.
– Управитель тут же послал к господину Луркону. А он прислал людей оцепить виллу и сказал, что следом будет сам. И еще велел известить друзей госпожи… вот…
Сальвидиен сглотнул. Слюна показалась очень горькой.
– Передай наместнику, что я все понял. И навещу его позже. Ступай.
Мисриец (Сальвидиен так и не вспомнил его имени, а может, и не знал никогда) развернулся и готов был рысцой бежать прочь, когда голос Сальвидиена остановил его. Теперь он звучал иначе. Менее уверенно.
– Она точно мертва? Лекари не ошиблись?
И раб ответил четко, казалось, даже с долей снисходительности:
– Ошибиться невозможно, господин.
И потрусил дальше, вздымая пыль.