— Куда?! Стоять! — Гансбери начал оборот в черного волка прямо в прыжке через огромный ствол поваленного дерева.

Он думал, что сможет ее поймать уже на краю поля. Как только спиной ощутил неладное, обернулся сразу же, прервав речь соплеменникам на полуслове. А там удирала без оглядки его единственная любовь. Жизнь его решила с ним распрощаться. И все ради того, чтобы не признаться ему, что полюбила ничуть не меньше его самого. Он был в этом виноват? Возможно. Но ведь давал же ей много раз понять, что достаточно просто сказать ему о своих желаниях и чувствах, чтобы для нее все было сделано. А этот дурацкий обряд?.. Думал расшевелить тлеющие угли, и хоть таким способом вырвать у жены признание, что сама желала быть его парой. И теперь вот она бежала, а он догонял.

Очень стремительно, однако, бежала. И Гансбери не успел перехватить Арью на открытой местности. Она юркнула в лес и скинула с себя платье. Понятно, собиралась оборачиваться. Умная девочка решила, что лисицей у нее появится шанс убежать. Это от волка-то? Он тоже рванул на себе ремень и камзол, отчего в молодую траву так и посыпались серебряные пуговицы. Из-за сапог замешкался, и расстояние между ними сразу прилично увеличилось. А из брюк вылетал уже наполовину волком. Дальше был прыжок, кувырок в воздухе, перелет через огромный ствол лежащего дерева, приземление на четыре лапы. Этот рывок сократил расстояние до цели. Никуда-то она от него не денется! Ничуть не сомневался, что вот-вот догонит. Но что с ними станет дальше? Похоже, снова сделал что-то не так, чем довел Арью до…до чего, до отчаянья? Боги, только не это! Он же хотел, чтобы она сама себя поняла и ему во все призналась. А вышло что?

И вот лисица была в метре от него. Можно было прыгать. Не помять бы жену ненароком! Оттолкнулся…есть! Чтобы смягчить захват, покатился вместе с ней, беря на свои бока все торчащие ветки, пни и камни. И вот они замерли. Арья притихла и очень тяжело под ним дышала. А он учуял снова ее запах и как одурел

— вмиг перекинулся в человеческое тело и жарко зашептал:

— Жизнь моя! Любимая! Я не сделал тебе больно?

А эта рыжая фурия вцепилась зубами ему в руку. Со всей страстью прихватила. Честное слово, лучше бы в загривок и пометила бы уже, наконец.

— Арья! Я тебе сейчас!.. Оборачивайся немедленно!

— Ты еще спрашиваешь?! — Сверкала она на него зелеными глазищами. И вроде бы вся такая им к земле прижатая, что пощады должна бы просить. Нет, невозможно злющая женщина ему досталась. — Не сделал ли мне больно?! Да ты мне всю душу перевернул. Ты мне сердце разбил, Гансбе…

— Ганс! — Запечатал он ей рот поцелуем. Посмаковал ее растерянность и отпустил.

— Я говорил тебе, что никуда ты от меня не убежишь?

— А я говорила тебе, что пусть тебя так любовницы зо…

— У меня пара есть. — Снова запечатал жене рот поцелуем на время. — Истинная пара, между прочим. И лучше нее для меня женщины не может существовать в принципе. Так что смирись, в постели меня придется удовлетворять одной тебе, Арья. А можно и не только в постели. Можно и в лесу…еловом…на этой молодой траве. Как на это смотришь?

Она смотрела совершенно необычным образом. Заехала ему согнутым локтем по ребрам и смогла из-под него выскользнуть.

— Единственная, говоришь?! — Начала вокруг кружить и глазами сверкать. — А я вот сейчас тебе это и устрою…

— Неужели за загривок оттреплешь? — Деланно удивился Гансбери. — Это лучше делать в порыве страсти жена.

А потом он молниеносно приблизился к своей женщине и сделал подсечку. Но при этом не забыл и сам присесть, и ей подставиться.

— Ах, так! В страсти?! — Она вскочила, кинулась и впилась зубами ему в холку.

Ему обожгло шею, жар потек по позвоночнику, а сердце заколотилось в два раза быстрее. Вот оно, свершилось! Если он оказался прав, то в этот момент у основания шеи должно было проявляться изображение лисицы. Да, волк верил, что эта рыжая лиса была его истинной парой, а он ее. Но почему она так замерла? Что там происходило?

— Ой, Ганс! — Наконец к его жене вернулся дар речи. — Там…у тебя здесь…