– Мадам! – картинно заламывал перед ней руки Тигр Клемансо. – Вы должны вспомнить – Франция всегда была верным союзником России! Неужели вы допустите, чтобы боши – наши исконные общие враги – грубыми сапогами прусских гренадеров растоптали бы мою милую Францию!
Нина Викторовна лишь пожимала плечами и с деланым удивлением заявляла, что она здесь находится в качестве частного лица. К тому же Советская Россия с Германской империей мирный договор уже заключила. И никто не мешает Франции сделать то же самое.
Слова Антоновой Жорж Клемансо воспринял как утонченное издевательство. Бормоча под нос ругательства, он выбежал из номера Нины Викторовны и больше не просил у нее аудиенции. Правда, члены французской делегации рангом пониже не раз, как бы случайно, попадались ей навстречу на улицах Лозанны. Но «мышки», охранявшие Антонову, бесцеремонно оттирали от нее французов.
А Черчилль, после того памятного разговора с Ниной Викторовной, почтительно раскланивался с ней, приподнимая цилиндр над своей лысеющей головой.
Лозаннский договор был, наконец, подписан. С точки зрения дипломатии он был ужасно коряв и, действительно, был больше погож на перемирие перед новой схваткой за раздел мира. Но лучше такой мир, чем вообще никакого…
Тем более что новая война в Европе не может случиться раньше, чем через двадцать лет, которые необходимы для того, чтобы забылись ужасы предыдущей бойни, а у участвовавших в ней народов выросло бы новое поколение молодых балбесов, жаждущих реванша. А пока ни одна страна не достигла в этой войне поставленных целей. Победителей среди участников этого перемирия не было, проиграли все. Выиграла только Советская Россия, получившая двадцать лет мирной передышки на форсированное развитие, и Япония, у которой из-за ослабления основных мировых игроков теперь были развязны руки в Тихоокеанском регионе. «Вае виктис!» – как говорили старики-римляне «Горе побежденным!»
Еще год назад ничто не предвещало беды. САСШ, которые в самом начале общеевропейской бойни считались невоюющим союзником Антанты, укрывшись от военной грозы по ту сторону Атлантического океана, щедро снабжали воюющие страны амуницией, вооружением и боеприпасами. Сперва поставки шли за наличные, а потом, когда у воюющих стран закончились резервы, в ход пошли кредитные линии. В долг брали не только правительства Англии, Франции, России и Италии, приобретающие за океаном инструменты для убийства себе подобных, а также необходимые материалы и продовольствие, но и промышленные предприятия стран Антанты, коим для расширения производства в условиях острого дефицита трудовых ресурсов требовались материалы, станки и оборудование.
Набирали долги и американские заводы, которые в связи с резким ростом заказов принялись интенсивно расширять производство. Американская промышленность росла такими темпами, будто в нее вбросили большую порцию свежих дрожжей. Создавались новые рабочие места, выпуск продукции, в основном военной, рос не по дням, а по часам, и оплатить этот банкет должны были побежденные в мировой войне Германия и Австро-Венгрия.
В нашей истории только взысканные с Германии огромные репарации смогли погасить астрономические долги стран-победительниц и накачать Североамериканские Соединенные Штаты таким количеством шальных денег, что там началось так называемое «просперити», то есть «процветание».
На самом деле никакого процветания не было, а переизбыток шальных денег в полном соответствии с теорией Маркса только разгонял рост цен. В данном случае на биржах стремительно дорожали акции, которые стали единственной формой вложения излишней денежной массы. И чем больше они росли, тем больше средств (включая кредиты под акции) направлялось на их покупку, что и вызвало эпический обвал, который позже назвали биржевым крахом 1929 года. На самом деле человечество это уже много раз проходило, да только ни у кого не хватило мудрости учесть исторические уроки.
Но в этой версии истории, где Мировая война закончилась совсем иначе, не было и не могло быть денежного пузыря, который так хорошо сработал в нашем прошлом. Пузырь, раздувшийся на финансовом рынке, носил противоположный знак, поскольку состоял не из избытка денег, а из большого количества долгов, обеспечение которых, то есть возможность для Антанты закончить войну победой, постоянно обесценивалось.
Сначала американское правительство, опасавшееся не успеть к разделу европейского пирога, использовало инцидент с «Лузитанией»[29] для того, чтобы объявить войну Германской империи. САСШ, став воюющей державой, объявила мобилизацию, а американские власти начали нести военные расходы. Но даже тогда для американцев внешне почти ничего не изменилось, война шла где-то далеко в Европе, а у германских подводных лодок просто не хватало дальности для того, чтобы действовать в американских водах.
Потом из обоймы выпала переживающая внутренние потрясения Россия. После нескольких пертурбаций пришедшее к власти правительство Сталина наотрез отказалось выплачивать долги предыдущего режима. «Нам, то есть стране, эта война не нужна, мы ее быстренько закончили почетным Рижским миром, и платить по долгам тех, кто втянул Россию в кровавую бойню, мы не собираемся – поищите дураков в другом месте».
Тогда американских банкиров эта новость мало встревожила, а некоторых она, наоборот, обрадовала. Дело в том, что родное российское правительство деньгами «до получки» снабжали в основном французские банкиры и рантье, скупавшие выпускаемые русским правительством долговые бумаги. Так уж оно все устроилось за время существования сначала франко-русского союза, а потом Антанты. Конкурентов франкобанкиры не терпели и гоняли их с российского кредитного рынка, не стесняясь в средствах.
Следующий звонок (даже не звонок, а колокол громкого боя) прогремел, когда германским подводным лодкам удалось последовательно, один за другим, потопить два оставшихся больших британских трансатлантика, «Мавританию» и «Олимпик», на которых во Францию перебрасывалась целая пехотная дивизия армии САСШ. Гибель в морской пучине столь большого количества молодых американских парней привела Конгресс САСШ в состояние, близкое к панике, и он запретил трансатлантические воинские перевозки. Фактически Америка была выбита из войны и не могла больше рассчитывать на свою долю от победного пирога.
Потом было кровавое лето 1918 года, началом которого был разгром Италии, апофеозом стала знаменитая «Парижская бойня», а концом – Нормандская операция германской армии, которая была уже в шаге от победы, но вынуждена была отступить.
Осень 1918 года характеризовалась общим истощением сторон и апатией. Но все равно где-то в глубине подсознания у держателей долговых бумаг теплилась надежда, что все еще образуется, что французская и английская армии соберутся с силами и так надавят на бошей, что те побегут к Рейну, бросая по пути обозы и тяжелое вооружение.