Ну, вот мы и в «Хопре»! Точнее, в Мексике, где уже который год идет вялотекущая гражданская война, перемежаемая набегами «гринго». Внести перелом в боевые действия должна Крестьянская армия Нестора Махно, или, как его уже стали здесь называть – компанеро Нестор. Пока еще «компанеро», а не «падре», хотя, учитывая энергию и харизму Нестора Ивановича, ждать этого, похоже, придется не долго.
Переход из Петрограда к берегам Мексики занял немало времени и сильно вымотал хлопцев Махно, не привыкших к подобным морским круизам. По пути, проходя через Кильский канал, мы зашли в Киль, где к нам присоединилась группа немцев-добровольцев из «Союза Спартака», пожелавших поучаствовать в мексиканской революции. Среди них был и бывший артиллерийский наводчик, повоевавший на Западном фронте и демобилизованный по нашей просьбе, Эрнст Тельман.
Камрад Эрнст формально не состоял в «Союзе Спартака», но разделял идеи «спартаковцев». К тому же он жил в свое время в Америке, знал реалии Нового Света. Ну, и самое главное – Тельман был харизматической личностью, и свою энергию по борьбе с эксплуататорами ему лучше задействовать подальше от Германии. Мы переговорили о нем с Тирпицем, и тот согласился, что компанеро Эрнесто, как и многим его камрадам, лучше будет некоторое время побыть в Мексике, чем в Германии.
Как бывший корабельный юнга и кочегар парохода, Тельман хорошо перенес долгое морское путешествие. Сейчас он руководил разгрузкой «Колхиды». Ведь он, ко всему прочему, имел профессию докера и в 1912 году возглавил профсоюз транспортных рабочих Гамбурга. В общем, человек он был весьма для нас ценный. С Махно он общался через меня – Тельман не знал русского языка, а Нестор Иванович – немецкого. Но они прекрасно понимали друг друга. Результатом бесед крестьянского вождя и пролетария стал манифест Махно, с которым он собирался обратиться к мексиканцам после окончания выгрузки его хлопцев и боевого снаряжения. В этом манифесте были такие строки:
Я перевел этот манифест на испанский язык, и в полевой типографии, которую мы выгрузили в первую очередь и разместили в одном из пакгаузов порта Веракруса, сейчас печатаются листовки с текстом обращения компанеро Нестора. Правда, учитывая, что подавляющее большинство тех, к кому обращался Махно, были неграмотными, вряд ли пропагандистский эффект этого манифеста будет значительным. Впрочем, наверняка среди пеонов и мексиканских рабочих найдутся те, кто сможет его прочитать, ухватят суть того, что батька хотел до них донести.
Семен Каретник занимался более прозаическими делами. После выгрузки передового отряда анархистов он выставил у важнейших объектов порта патрули, в число которых вошли немцы, хоть чуть-чуть понимающие по-испански. Правда, мексиканский язык довольно сильно отличался от классического испанского, но патрульные могли хотя бы приблизительно понять – что им хотят сказать местные жители.
Нельзя сказать, что настроение людей, высадившихся на твердую землю после долго путешествия по морю, было хорошим. С одной стороны, прекратилась качка, вымотавшая душу не одному хлопцу, привыкшему путешествовать по степям Тавриды на арбе, запряженной парой волов.
С другой стороны, стоящая в это время в здешних местах погода – октябрь в Веракрусе приходится на период дождей – сопровождалась тропическими грозами, когда с неба на землю обрушивались потоки воды, а гром и молнии гремели так, что закладывало уши, угнетающе действовала на непривычных к такому климату людей.
Во многом нашу работу затрудняли языковые проблемы. Меня разрывали буквально на части. Не успеешь оглянуться, как ко мне бежит один из махновских командиров и, выпучив глаза, кричит: «Товарищ Османов, как по-испански будет накормить лошадей?!» И я с кряхтением лезу в карман за блокнотом, вырываю из него листок и печатными буквами пишу «алиментар а лос кабаллос», точно не зная – так ли это звучит на местном наречии.
Мы с Махно решили, что как только закончится печатание листовок с его манифестом, как он тут же отдаст приказ напечатать краткий русско-испанский разговорник. Пусть он будет неказист и напечатан на серой бумаге, но с его помощью можно будет с грехом пополам разобраться со здешними обитателями.
Мексиканцы с любопытством наблюдали за нашими парнями, подходили к ним, пытались заговорить с ними. Среди портовых рабочих нашлись те, кто немного знал немецкий и английский языки. Камрады из числа «спартаковцев», и в первую очередь, Тельман с грехом пополам растолковали им – кто мы и зачем сюда прибыли. Мексиканцы слушали, кивали, качали головами с нахлобученными на них широкополыми шляпами – сомбреро, и экспансивно жестикулировали. Они уже слышали о революции, которая произошла в далекой России, и о том, что власть в этой огромной северной стране взяли в свои руки простые крестьяне и рабочие.
Кстати, местные власти не препятствовали нашей высадке. Хотя трусами мексиканцев было назвать трудно. В апреле 1914 года местный гарнизон и милиционные части встретили ружейным и пулеметным огнем высаживавшихся в Веракрусе американских морских пехотинцев. С обеих сторон были потери. Янки тогда удалось захватить порт и город. Они оккупировали Веракрус до ноября 1914 года.
Сейчас же командующий воинскими частями в этом районе, несмотря на то что он подчинялся президенту Каррансу, сделал вид, что в порту ничего такого не происходит, и не мешал военным кораблям под Андреевским флагом высаживать на берег вооруженных до зубов людей. Видимо, он здраво рассудил, что в случае сопротивления рискует получить неслабую ответку, после которой ему просто будет некем и нечем командовать. А так, высадившись, эти люди покинут город, а корабли – порт, после чего все возвратится на круги своя.
Со дня на день в Веракрус должны были прибыть официальные представители Сапаты. Гонцы к нему были уже посланы, и из переданного по рации ответа мы поняли, что крестьянский генерал должен вскоре прибыть для встречи с таким же, как он, вождем крестьян из далекой России…