Даже если у Сэтору были какие-то попытки вырваться, то мой последний психологический удар полностью лишил его способности сопротивляться. Я раз за разом вбиваю кулаки в ненавистное лицо. Одновременно превращаюсь обратно. Чтобы никто не увидел — от греха подальше.

Прекращаю лишь тогда, когда уже десять секунд ноги Сэтору не касаются моей спины. Похоже, что я всё-таки победил его!

Я вытаскиваю из кармана ошейник Шакко, который при помощи глушилки стащил во время «Черного кумитэ», и затягиваю его на лбу Сэтору. Да, пришлось за глушилку и прибамбасы технологов отдать круглую сумму, почти опустошившую мой счет, но дело того стоило. Ненависть в глазах Мацуды сменяется страхом. Вот за этот момент я готов заплатить ещё столько же.

— Вот твоя корона, император всех народов. Ты хотел править людьми, теперь правь. И знай — на самом деле я не убивал твоего отца. Я всего лишь дал ему неисправный пистолет, а он выстрелил мне в спину. Он сам себя убил и теперь мучится в подчинении Оивы. И ещё — там и тебе припасено местечко…

— Ты… Ты… — выдавливает из себя Сэтору.

— Я не убью тебя, Сэтору Мацуда. Ты ведь не мой кровник. Но есть та, которая жаждет увидеть твою смерть. Шакко! Клиент созрел! Твой выход! — крикнул я в сторону входа на крышу.

Сэтору повернул окровавленную рожу туда, куда я посмотрел. На битум вступила нога босодзоку за которым он гнался и который привел Мацуду на крышу.

Босодзоку по кличке Мрамор был своим для стаи голодных до крови мотоциклистов, они были готовы рвать за него глотки, поэтому я и призвал его. Вот только сам Мрамор в это время сидел в одном из кобанов, заключенный туда временно госпожой Наоки Хикамару. Задержали временно и исключительно по моей просьбе. Его же одежду и его шлем надела на себя Шакко. Она и привела Сэтору к дому-ловушке.

Она же и стянула с себя комбинезон с подложенной для объема ватой, а потом стянула шлем. На плечи девушки упала волна рыжих волос, красиво подсвеченных солнечными лучами.

Да, лицо у неё всё было в синяках и царапинах, но оно всё равно выглядело мило. Даже со щербиной сломанного переднего зуба, который она показала в зловещей улыбке.

— Ты…

— Я, Сэтору, я, — кивнула Шакко. — Твои утырки хотели меня ослабить перед боем, но… Изаму предусмотрел и это. Правда, всё чудесно получилось? Вот и пришел тот час, когда ты ответишь мне за смерть моих родителей…

Она грациозно подошла к Сэтору, взглянула на меня, а я вытащил из его кармана брелок от ошейника. Страх в глазах Сэтору сменился ужасом, и он забился так, что я почувствовал себя на родео, где отважные ковбои седлают быков и стараются как можно дольше удержаться на покатой спине.

— Я убью вас! Я убью вас всех! Я… Я…

— Головка от хуя, — вырвалось у меня. — Лежи спокойно и не дергайся!

Шакко тем временем вырвала из бетонного провала, где недавно я торчал жалкой морковкой, четыре армированных прута. Она подошла к лежащему Сэтору, согнула прутья пополам, что заставило меня удивленно распахнуть глаза, и вбила их в бетон крыши так глубоко, что можно вытащить только с помощью спецтехники. Сэтору оказался распят на крыше в форме морской звезды.

Как раз вовремя, а то мой спецкостюм отчаянно заморгал предупреждением, что его силы на исходе и дальше я должен крутиться как хочу.

Шакко же вложила брелок в руку Сэтору и, несмотря на его сопротивление, заставила нажать большим пальцем на кнопку.

— Вот теперь всё в твоих руках, Сэтору, — очаровательно улыбнулась девушка, показав в очередной раз щербину. — Теперь твоя жизнь зависит от того, как долго ты сможешь держать палец в напряжении. Но, судя по твоей ране на руке, делать ты сможешь это недолго…

Да уж, лужа под рукой Мацуды и в самом деле натекла изрядная. Он держался только на смеси ненависти и страха.