Я молчал. Возможно, потому что меня не спрашивали, а возможно потому, что сэнсэй успел ущипнуть меня за бок так сильно, что я понял — мои слова тут не нужны. И так уже наговорил на фалангу пальца.
— Иширу-сан, это был мой промах. Возможно, я уже старею и клану «Крылья ветра» нужно искать другого оммёдзи, но ещё может быть такое, что нам попался очень хитрый и сильный противник…
— Надеюсь, что второе и также надеюсь, что вы с ним справитесь за отведенное время. Наш оябун, Сато-сан, недавно интересовался делами хинина. Слышишь, пухлый? Тобой интересовался сам оябун. А уж если такой человек спрашивает про кобуна, то это неспроста. Тебя или повысят… или повесят. Разница в одной букве, а какова пропасть между словами?
Я кивнул. А что я ещё мог сказать? Слишком уж много тины в воду напустил сэнсэй, чтобы так взять и подыграть ему. Приходится только смотреть и слушать, чтобы не напортачить ещё больше.
После этого зазвонил телефон Макото. Тот отвлекся на разговор и словно забыл о нашем существовании. Мы с сэнсэем оказались предоставлены сами себе. Сэнсэй молчал, я тоже не был расположен к травле анекдотов. Так мы и доехали до дома. Иширу сухо попрощался с нами, взглянув на покалеченный палец сэнсэя напоследок. Норобу поклонился отъезжающей машине, я с неохотой сделал также.
Уже дома я проверил лежащего тануки, а после спросил сэнсэя:
— И что это всё обозначает?
— Что именно? — скорчил непонимающую моську сэнсэй.
— А вот эта ложь про то, что девушка мертва?
— Она мертва. Для всего мира она мертва. Найдут какого-нибудь замерзшего бомжа, сожгут в крематории, и потом поставят урну в храм. Всё честь по чести. Мертва твоя Миоки…
— Она не моя и… И ты же сам сказал, что она не мертва!
— Не поднимай голос на учителя, пока учитель не поднял на тебя палку! — резко оборвал меня сэнсэй. — Весь этот цирк устроен с единственной целью — дать девчонке возможность уйти спокойно. Я не верю никому из якудза — они запросто могут рассказать о Миоки другим людям. Она уедет в другой город, страну, и заживет там новой жизнью с новыми документами. Госпожа Хадзуки этим обеспокоится. А мы поможем финансово. Вернее, ты поможешь, — улыбнулся сэнсэй. — Ты же у нас богатый самурай…
Тут надо упомянуть, что про деньги сэнсэй сказал не просто так — моя идея с созданием социальных сетей сработала на отлично и небольшой процент периодически капал мне на карту. Яхт и дворцов купить нельзя, но на хорошую жизнь хватало. Норобу же запретил тратить излишки денег, предложив их вкладывать в ценные бумаги. Чем я и занялся. В итоге за месяц накопилась приличная сумма — кубышка на черный день. Вот про эти деньги и говорил сэнсэй.
— Хорошо, а что же за представление ты устроил у вакагасир? Что за мама и дочка?
— А как ещё объяснить наше появление? Сказать — ребята, мы тут вызвали дух бывшего комиссара, которого сами и грохнули, так что вы уж не ругайте нас сильно? Да за вызов духа бывшего главы якудза нас по головке не погладят. И нечего кивать на тануки, он вообще сопля недоразвитая, с него взятки гладки.
— И нужно было ради этого резать мизинец? С какой стати вообще вы, якудза, херачите себе эти пальцы? Нельзя просто сказать «извините»?
Сэнсэй покачал головой. Он взглянул на окно, где уже светлел край небосклона. После этого подошел к шкафу с настойками и эликсирами. Там Норобу подхватил несколько пузырьков, плошку, бамбуковую кисточку для размешивания и длинную пипетку. Всё это он разложил на столике, взглянул на меня и сказал:
— Это называется юбицуме, укорачивание пальца. Ритуал имеет древние корни и выражает признание вины средней тяжести. Своего рода искупление во имя справедливости. За эту вину тебя не убьют, но и отпустить просто так не могут, поэтому и придумали юбицуме. Раньше не было огнестрельного оружия, оммёдо было доступно не всем, вот в среде якудза и сражались в основном мечами. Когда отрубаешь одну фалангу, то хват рукояти становится слабее — мечник в таком случае будет более зависим от своих друзей и партнеров. С укорачиванием мизинца на другой руке меч выбить ещё легче.
— Значит, извиняясь, ты автоматом становишься слабее, лишь бы твой начальник простил косяк?
— Можно и так сказать, но можно сказать и не так грубо, — задумчиво произнес сэнсэй, раскладывая пузырьки и начиная священнодействие медицинской науки.