– И не смогут, – Саян зло стукнул кулаком по оконной раме, окно с цветными витражами загудело, но выдержало.
Вчера он пил. Позавчера поднял легион Преторианцев по тревоге и «разбил» в лесу армию условного противника (крестьяне лесорубы в ужасе разбежались). Поза позавчера закатил бал-маскарад и тискал по углам чьих-то жён. А что делать сегодня? Для начала, Саян провёл кончиком пальца по колючей щеке, нужно побриться.
– Нану-у-ун! – повернувшись ко входу в спальню, громко позвал Саян.
Хотелось позвать личного слугу как и полагается грозному правителю великой страны – рыкнуть, как лев. Но вместо этого из горла вырвался жалкий писк, примерно так же голодный телёнок зовёт свою мать чёрно-белую корову. Но дверь тут же распахнулась.
– Я здесь, витус.
В спальню, предусмотрительно придерживая дверь рукой, заскочил личный слуга: ловкий малый двадцати с хвостиком лет. Тёмно-синяя рубаха гладко выглажена, пуговицы блестят кровавым цветом, штаны в обтяжку. Волосы на голове слуги коротко стрижены и выровнены на макушке маленькой площадкой. На лице Нануна дежурное угодливое выражение. Прикажи такому умереть – тут же рухнет на пол с превеликой радостью сдохнет с льстивой улыбкой на губах.
Вообще-то, Нанун не имя, а прозвище. Если когда-то Саян и пытался запомнить имена личных слуг, до давно бросил это пустое занятие и стал звать их всех совершено одинаково. Но, вот что интересно, каждый новый Нанун охотно отзывается.
– Бриться, – коротко бросил Саян.
– Будет исполнено, витус.
С лёгким поклоном, пятясь задом словно рак, Нанун исчез за дверью, но почти сразу вернулся с небольшим деревянным ящиком с принадлежностями для бритья и с широким белым полотенцем через плечо. Другой дворцовый слуга принёс медный таз и большой кувшин с горячей водой.
– Прошу вас, витус.
Нанун гостеприимно отодвинул стульчик возле стола с изогнутыми ножками и большим овальный зеркалом. Саян, подставляя щёку под намыленную кисточку, спросил:
– Нанун, что вчера вечером я отмечал?
– Вчера вечером вы изволили посетить домик егерей и вместе с ними отметить удачную охоту на свирепого вепря, – продолжая ловко орудовать кисточкой, охотно ответил Нанун.
– Какого вепря?
– Того самого вепря, которого витус Окрен вчера днём собственноручно поразил рогатиной на загонной охоте.
– А! Точно. Помню.
Память потихоньку разговорилась, Саян снова уставился в бронзовое зеркало. Вчера днём, точнее, ближе к вечеру, он действительно завалился в дом егерей. Был бы повод, а что выпить и нажраться вдрызг – всегда найдётся. И эта девица, которую он выгнал из спальни, всё подливала и подливала вино, игриво улыбалась и соблазнительно вертела задницей. Только, Саян усмехнулся, через чур наигранно и неумело вертела. Кто она? Опять чья-то жена или дочь? Не важно. Конечно, бухать с егерями, с простыми работягами, Великому Сахему не по рангу, да кто рискнёт хоть слово поперёк пискнуть?
Сам Саян охотной никогда особо не увлекался. Так, баловался иногда от безделья. А вот Ягис, один из бессмертных друзей, охоту очень даже любил. Круглый год, в зависимости от сезона, уток бил, оленей, тех же вепрей. Зимой частенько хаживал на волка. Именно Ягис построил этот Охотничий дворец, а большой участок леса возле него объявил заповедным. С тех пор лес так и называют – Заповедный. Но… Больше 80 лет назад Ягис не выдержал бремени власти и ушёл, растворился в большом мире, так сказать. Где он теперь? Один Великий Создатель ведает.
Конечно, дворец на Утёсе величественней и прекрасней, но до смерти надоело каждый раз карабкаться на стометровую высоту. Да ещё сама Тивница – пыльный, шумный, жаркий, многолюдный город. Лет пятьдесят назад Саян окончательно перебрался на природу, в тишину и покой скромного, для Великого Сахема, жилища в двадцати пяти километрах на северо-восток от столицы, на правый берег величественного Аксора. Эта же спальня когда-то принадлежала Ягису. Только витражи на окнах другие. Прежние Саян как-то выбил, по пьяни.