Ритмичное лязганье по карнизу балкона навевало мне очень сложные и непокорные мысли. Все почему-то смешалось в кучу, эмоции вскакивали и лезли друг на друга, как перепуганное зверье в клетке, втискивались в общую цепочку размышлений и рвали ее сразу в нескольких местах.
Домой я прибежала мокрая, взволнованная, измученная. Вымылась под горячим душем и упала мертвым грузом на диван, поджимаясь и плотно кутаясь в плед. С трудом нашла силы, чтобы допить горячий терпкий чай, который заварила в три раза крепче, чем обычно.
Одиночество…
Я обожала до умопомрачения свое независимое, бесшабашное одиночество.
Ныряла в него, как в парное молоко, или, как в теплый воздушный поток, парила свободной ласточкой, радуясь и дурачась на лету…
Если хотите – назовите меня эгоисткой.
Назовите еще хуже – зацикленной эгоисткой.
Но в том одиночестве не было ничего и никого, в том числе – меня самой.
Кроме длинных часов переводов, я много времени посвящала чтению. Вдохновлено сливалась с другими жизнями, эпохами; отдавала всю себя общению с совершенно необыкновенными людьми – из давно минувших лет. Мы мило беседовали с ними, делились опытом, впечатлениями, советами, вместе плакали и смеялись.
Мне нравилось проживать чью-то жизнь – на выбор.
Главное, чтобы это не была Анна Гром.
Общение с людьми я заменила на дружбу с книжными персонажами.
Скажете: променяла живых людей на иллюзии?
Именно так, дамы и господа!
Но среди живых существ в тот момент – не нашлось бы им равных, поверьте.
Фальшивые маски сострадания, вгоняющие только глубже в унылость, бестолковые, бесплодные советы, лицемерное попечительство в угоду собственного самолюбия; хула светлым надеждам и зеленый свет беспринципности. Все это подвластно только живому, изменчивому уму, состоящему в плену надуманных, искаженных идеалов, влекущих нередко к краху совести и души…
И совсем иная ценность скрывается в старых пыльных томах.
Откровенность!
Горе, трижды горе тому, кто не увидел в книге ее животворящую, тонкую, многогранную душу!
Всю силу ее бескорыстия, искренности, понимания!