Сала опустошила бокал одним глотком.

– И ненавидит до сих пор.

– Иногда мы устраиваем собрания в этом отеле, а иногда встречаемся с товарищами в баре «Чикоте». Туда мы тоже потом зайдем. Там куда веселее, но мы не смогли бы отдать твой чемодан.

То, что сначала выглядело запланированным, оказалось экспромтом – как у ее отца. Почувствовав приятную легкость в голове, Сала принялась мечтать о волнительном будущем. Перед ней впервые открылся мир, свободный от немецкой серьезности. Когда они снова вышли на улицу, то услышали звон гитар и жизнерадостный смех. Значит, вот в каком городе жила ее мать.

– А чем вообще занимается моя мать? Работает в больнице или у нее своя практика?

Томас изумленно посмотрел на Салу.

– В Испании она никогда не работала врачом. Ее диплом здесь не признают. Она не писала тебе от этом?

– Нет.

– Твоя мать – востребованный антиквар. Специализируется на XVIII и XIX веках. Еще периодически находит работы эпохи Ренессанса или испанского барокко. Сегодня у нее много важных встреч. Планируется выставка античного искусства. Ее старый друг недавно обнаружил одно сокровище и хочет ей его показать, – он таинственно улыбнулся.

– А магазин, то есть галерея, у нее есть?

– Иза ненавидит любое расточительство, – рассмеялся он. – В отличие от меня. Она делает все в нашей квартире – принимает клиентов, организует выставки, а по вечерам… – Он ненадолго замешкался: – Увидишь.

Томас остановился перед маленьким баром. Сала прочитала над огромными окнами и вращающейся дверью надпись, сделанную большими простыми буквами: баркихот. Она заглянула в длинный зал, оформленный в стиле ар-деко.

– Педро Кихот – наш хороший друг, и скоро мы навестим его. Он просто лучший бармен в мире и обладает легендарной коллекцией из двадцати с лишним тысяч бутылок, среди которых есть старая чача, подаренная ему однажды вечером бразильским послом, когда Педро еще смешивал коктейли в отеле «Ритц». Но еще обширнее его собрание больших и маленьких историй. Никто столь искусно не рассказывает о ночных гостях, не проявляя ни малейшей бестактности. На самом деле он – сказитель историй, он дистиллирует свои миниатюры из сырья долгих ночей, светлых и темных личностей, его посещающих, – мечтателей, преступников и мошенников, анархистов, актеров и королей. У него есть лишь один недостаток. Еще сильнее этих историй он любит деньги, и, возможно, поэтому он не поэт. Пойдем, покажу тебе Пласа де лос Торос, там устраивают крупнейшие бои быков. Или сначала ты хочешь в Прадо, о прекрасное дитя немецкой культуры?

Он снова засмеялся своим звонким смехом. Вообще-то, Сала терпеть не могла высокие голоса, но глубокий тембр Томасу бы категорически не подошел. Эта своеобразная высокая напевность даже придавала ему какую-то мужественность. Про бои быков Сала и слышать не желала. Она не признавала убийство животных на потеху публике.

– Не понимаю такой жажды смерти. Это как раньше, когда проводили публичные казни. Отвратительно. Я слышала, слоны оставляют свои стада, когда приходит время умирать. Никто не хочет, чтобы окружающие видели его смерть, разве нет? Разве только, чтобы рядом был любимый человек или дети. Или ты хотел бы умереть на публике?

– Зависит от того, какое значение я придаю своей жизни.

Сала не поняла, что он имеет в виду, и быстро сменила тему.

Прохладный воздух в больших залах Прадо был ей куда милее. Она вдохнула хорошо знакомый затхлый запах старых картин. Ей вспомнились воскресные дни детства, когда она терпеливо стояла возле отца, пытаясь прочесть по его лицу, что он видит в картине. Сегодня она, кажется, поняла, почему он опасался комментировать увиденное. Возможно, он боялся утратить чувство единения с картиной – так люди подробно рассказывают о возлюбленных, лишь когда грядет утрата или после их смерти, чтобы подарить им вторую жизнь в воспоминаниях. Сала подумала об Отто и почувствовала боль. Здесь, в тихих комнатах, среди организованной жизни, она вдруг почувствовала его близость. Она изумленно повернулась к Томасу, который стоял у нее за спиной. И увидела, как он увлеченно водит карандашом по блокноту. Теперь он выглядел совершенно иначе – Сала его едва узнала. Весь лоск пропал. Он твердо стоял на ногах, слегка расставив их в стороны. И посмотрел на нее, словно она застигла его врасплох. Это были первые наброски ее портрета, быстро нанесенные на бумагу. Когда она подошла ближе, он убрал блокнот.

На улице мимо них проехал загруженный мешками с песком грузовик. Томас внимательно посмотрел ему вслед.

– Они строят баррикады, чтобы защитить Мадрид от франкистов.