Ни для меня, ни для папы это ничего хорошего не сулило. Не зря нам не так давно намекали, что проверка не за горами. И кому мешает невинное папино увлечение? Только тем, мимо чьего носа просвистело наследство.

– То есть ты его не знаешь? – разочарованно уточнила Уэбстер.

– Ни разу не видела.

Это позволило мне наконец обогнуть разочарованных донельзя одногруппниц и пройти к столу, за которым расположилась Мелинда, которая знала меня куда лучше, чем эти двое, потому что тут же спросила, сильно понизив голос, чтобы никто, кроме меня, не услышал:

– Что не так с этим Болдуином? Только не говори, что не знаешь, кто это. У тебя лицо такое стало, словно сдохла лабораторная мышь, на эксперимент с участием которой ты возлагала большие надежды. Это, часом, не тот Болдуин, кто?..

Она сделала выразительную паузу, поскольку была в курсе моих семейных проблем.

– Тот самый, – сквозь зубы ответила я. Размыкать их не хотелось – казалось, они заболят от столь простого действия. – Точнее, его сын. Точнее, это я так думаю, поскольку он из Министерства, а в Министерстве работает Болдуин-старший.

– Пристроил сыночка на тёплое место? – ехидно предположила Линда. – Наверное, мозгов там столько, что о самостоятельных действиях речи не идёт. Вот Уэбстер на него и запала – подобное всегда притягивается к подобному, а отсутствие мозгов создаёт в голове вакуум…

– Есть у него мозги или нет – нам ещё предстоит узнать, – напомнила я. – У нас сегодня как раз лекции по праву.

Мелинда погрустнела. В чём-то она прекрасно понимала Майлза и тоже терпеть не могла те предметы, которые считала лишними. А лишними она считала всё, не относящиеся к практике. Магическое право ввели курсом обязательным, и без положительной оценки по нему получение диплома было невозможным, какие бы прекрасные знания ни показывал студент по остальным предметам. Но увы, по отзывам старшекурсников, это был самый ненужный и нудный курс. А если учесть, что вести его будет мой недоброжелатель…

Своим сообщением Уэбстер знатно испортила мне настроение. Сейчас они сидели с Лестер, тесно прижавшись и шушукались, мешая группе впитывать лекционные знания. Лектор их не замечал: инор Дэй был подслеповат и глуховат, и отвлечь его от исписывания доски мудрёными формулами могло разве что начало новой магической войны. Да и то не факт: если стена с доской устоит, наш лектор невозмутимо продолжит выводить каллиграфическим почерком нужные символы.

Уэбстер хохотнула особенно громко, и инор Дэй наконец обратил на неё неодобрительное внимание. Он развернулся, прищурился и выцелил нарушительницу спокойствия, словно ведомый указующим заклинанием.

– Леди Уэбстер, я сказал что-то смешное? – зычным голосом, так не подходящим к его тщедушному тельцу, поинтересовался он. Однако, погорячилась я с магической войной, Уэбстер смеётся куда громче и противнее, чем трещат боевые заклинания.

– Мне просто что-то в горло попало, и я закашлялась, – скромно ответила она.

– Болдуины, наверное, – вполголоса заметил Майлз, вызвав в этот раз со стороны дочери лорда-наместника взгляд, весьма далёкий от одобрения.

Инор Дэй то ли не услышал, то ли не стал акцентировать внимание на такой мелочи, как нынешние сердечные склонности дочери лорда-наместника.

– Потрудитесь не приходить на мои занятия больной, – высокомерно бросил он. – Идите к целителю, а по возвращении возьмёте у меня дополнительные задания по пропущенной части.

Уэбстер покраснела, потом побледнела. Дополнительные задания – это было не то, с чем она справлялась самостоятельно, бесплатно ей помогать никто не будет, а не так давно краем уха я слышала, что она уже полностью растратила карманные деньги на этот месяц. Лорд Уэбстер не был прижимист, но и потакать неразумным тратам дочери не собирался.

– Но я вовсе не больна, инор Дэй, – умоляюще сказала она. – Мне в рот попала мошка, и вот…

– Не сидите на моих лекциях с открытым ртом, – отрывисто бросил лектор.