Валя и замолчала. Что такое «лучше для дела», она знала очень хорошо. И о подарках, конечно, уже не заикалась. Но Светлана Дмитриевна в это поверить не могла (или не хотела). Валя решила, что врать ей не будет, и честно отвечала, что нет, на этой неделе не писал, нет, и не звонил, нет, я вам не лгу. И, конечно, стала для своей свекрови довольно быстро врагом номер один.
Внучки тоже не спасали – «баба Света» требовала отчета у каждой из них о том, что делала «их ленивая мамаша». И страшно обижалась, когда Катя или Кира (уж кому не повезло подойти к телефону) честно рассказывали, что мама целый день проторчала на работе, приехала домой в десятом часу вся на нервах и что папа опять не звонил и писем не присылал.
Валя пыталась оставаться благовоспитанной, привозить заказанные свекровью продукты и поддерживать в дочерях если не любовь, то хотя бы уважение к бабушке. Получалось, откровенно говоря, не очень. Но Валентина была непреклонна – бабушку надо уважать, о ней надо заботиться, а вот вышучивать ее или над ней посмеиваться нельзя.
Время такая странная штука – не останавливается, что бы мы ни делали и как бы ни старались притормозить. В Камышинске оно, конечно, текло чуть помедленнее, чем в столице, но все же двигалось.
Прошел год, прошел и второй. Валя пригласила на работу давнюю приятельницу своей матери, Эсфирь Лазаревну, великого бухгалтера. Потом еще несколько раз расширяла штат, потом полгода онлайн искала врачей для работы в своем оздоровительном центре, потом нашла… Отель стал предприятием достаточно стабильным, даже доходным. Места теперь заказывали заранее, цены гостей не смущали, бронь присылали охотно. И Валя наконец смогла слегка расслабить спину – машина работала и без ее круглосуточных усилий.
Игорь все еще «работал строителем» в Африке. И Валя, положа руку на сердце, признала, что без него дома уютнее. Девчонки росли спокойными и дружными (порой даже «дружили против» нее или назойливой бабушки), учились не из-под палки. Дом действительно стал домом – здесь можно было отдохнуть, ненадолго спрятаться от суеты. Отель, к счастью, большие беды обходили стороной, да и не станешь же переживать из-за каждого визита пожарной охраны или санитарного врача. Одним словом, жизнь постепенно вскарабкалась на рельсы и покатилась по ним… достаточно легко.
Утро для Вали всегда начиналось не с кофе, а с двух упитанных котов, один из которых квартировал в сарае, а второй – в доме. Причем кот, живущий в сарае, был невероятно пушистым черно-белым интеллигентом Доном Сезаром, а домашний сфинкс – несмотря на родословную, как у египетских царей, – плебеем и лентяем Васяткой.
Дон Сезар приходил на террасу и благородно позволял себя покормить и погладить, а плебей Васятка выпрашивал еду примерно с полуночи и всегда был готов плотно перекусить.
Вот и в это прозрачное майское утро Дон Сезар, откушавши первую порцию, благодарно ткнулся лбом в ладонь Вали и отправился по своим кошачьим делам. Валя выпрямилась. На кухне уже исходил от нетерпения и тоненько жаловался на жизнь изрядно раскормленный Васятка.
– Ну что ты, котик? – вздохнула Валя. – Сейчас девчонок поднимем и будешь есть. Не скандаль…
Васятка младших хозяек, конечно, любил, но не так, как старшую. Он ненадолго замолчал. Ровно на столько, сколько понадобилось Валентине, чтобы войти в спальню дочерей, не очень громко включить любимого Моцарта и, дождавшись сонного «ой, мам, доброе утро», отправиться на кухню.
– Та-а-ак, толстенький, твоя очередь…
Васятка на «толстенького», конечно, обиделся. Но в меру – даже самые обидные слова еще не повод отказываться от завтрака.
Пока кот завтракал, Валя допинала дочерей до умывания, проследила, как девочки надевают удобную для бега обувь, и вместе с полусонными Кирой и Катей все-таки выбежала на велодорожку.
Идея бегать по утрам принадлежала старшей Кире. Но девочка довольно быстро к ней охладела, а вот Вале утренние пробежки пришлись по сердцу. Особенно весной – тепло, птицы поют, зелень изумительно свежая, в парке невероятное спокойствие. Словно на дворе не двадцать первый век, а, самое позднее, первые годы девятнадцатого.
Валя привычно наслаждалась утренним спокойствием и прокручивала в уме дела, которые наметила на сегодня. Больше всего она любила четверг и пятницу. О пятнице, конечно, можно ничего не рассказывать, ее любят все. А вот четверг был любим Валентиной потому, что часам к пяти вечера все беды превращались в легкие и, что гораздо важнее, прошедшие неприятности. Словно этот день сам за собой стирал все с доски, как в конце урока в школе стирались все глупости, задачки и домашние задания на завтра.
Катя, младшая, тоже любила утренние пробежки. И дело здесь было не в здоровье или в редких минутах вместе с мамой и сестрой. Девочка обожала животных и по дороге в парк (да и в самом парке, если честно) подкармливала всех, кого видела. Особой ее любовью пользовалась Альма – огромный алабай парковой охраны. Несмотря на изрядный рост, собака была чрезвычайно добродушной, встречала Катю широкой улыбкой (при которой всякий желающий мог полюбоваться на роскошные зубы собачьей пасти) и провожала почти до пруда. Там она получала какое-нибудь лакомство из рук девушки и возвращалась на свой пост. Нельзя сказать, чтобы охранники животное так уж плохо кормили, но точно не приносили ей домашних котлет или кусочек нежной куриной грудки.
– Катерина, – Валя привычно нахмурилась, – опять ты целуешься со всей живностью в округе…
– Ма-а-ам, – девушка ответила так же привычно, – они такие хорошие. И потом я их просто кормлю, а целуюсь я только с Васяткой…
– И с ним можно было бы не обниматься, – пробурчала Валя.