25

Ужин был шарадой.

Отец не почтил нас своим присутствием.

Фели, Даффи и я сидели за едой, ведя себя до отвращения прилично: передавали соль и перец, подавали холодный горох, сопровождая все это изысканными просьбами и благодарностями.

Ужасно.

Никто из нас не знал, что происходит с Букшоу и с отцом, и никто не хотел быть первым, кто об этом спросит, — тем, кто бросит последний камень, тот самый камень, который навеки разрушит наш хрупкий стеклянный дом.

Как будто слова могут вызвать его окончательное падение.

— Прошу прощения, могу я вас покинуть? — спросила Даффи.

— Разумеется, — слишком быстро ответили мы с Фели в унисон.

Мне хотелось заплакать.

Еще мне хотелось уйти в лабораторию и приготовить огромную партию йодистого азота и взорвать весь мир и всех в нем, превратив их в огромный гриб багрового дыма.

Люди подумают, что настал конец света.

Море стеклянное, подобное кристаллу… звезда Полынь, семь светильников, радуга вокруг престола, и второй ангел проливает свой сосуд на море, которое превращается в кровь мертвеца.

Я им покажу!

Им придется задуматься.

Кровь мертвеца.

Все началось с крови, не так ли?

Вот что вертелось в моем мозгу, когда я поднималась по ступенькам.

В начале были кровь раздавленной лягушки и кровь моей семьи, отливающая красным под микроскопом. Витраж с кровью Иоанна Крестителя и кровь, капавшая с деревянного чела святого Танкреда. Мне до сих пор не представилась возможность рассказать викарию о результатах моего анализа.