Эта мысль всё-таки заставила меня расплакаться.

Мне бесконечно жаль эту девочку, которая столкнулась с тем, с чем должна была столкнуться я. Я буду жить с этим бременем, виной и скорбью… но хотя бы буду жить…

Я вытерла слёзы и снова взглянула в зеркало, останавливаясь. Это тело, это лицо, этот голос. Они будут всегда напоминать мне, что я заняла чужое место, отняла чужой шанс на жизнь.

Чувствуя отчаянное желание немного отвлечься, я осмотрелась и подошла к столу. На хлопковой салфетке лежали книги по рукоделию, корзина с мотками пряжи и прямыми спицами. Рядом покоилась подушечка с иглами и булавками самых разных размеров. А чуть дальше, укрытый вязаным кремовым полотном, лежал дневник на замочке.

Я шмыгнула носом, взглянула в окно. Солнце ещё высоко, и судя по нему, до вечера есть несколько часов.

Сев за стол, я удивилась, когда руки сами потянулись под стол и отыскали ключ, прикреплённый к столешнице снизу. Наверное, это мышечная память. Хозяйка этого тела часто так делала, и это дошло до автоматизма.

Маленький ключик идеально подходил к замочку на дневнике. Я несколько поколебалась, но решила, что мне жизненно необходима информация. И открыла дневник.

Солнце клонилось к закату, когда я дошла до конца записей. Ровные рукописные строчки прерывались, оставляя только чистые кремовые листы.

Заперев дневник и отложив его, я спрятала ключ и погрузилась в размышления.

Жизнь у моей предшественницы была не сахар, и хоть по написанному это было трудно понять, самые яркие и болезненные моменты вспыхивали в моём сознании, как то видение бала. Поэтому я могла прочувствовать каждое такое событие… и душой искренне жалела бедняжку.

Получается, теперь меня зовут Эмилия Сансат. Так представилась в самом начале дневника эта девочка, ведя его в стиле «мой дорогой дневник, сегодня я…»

Этот наивный, детский стиль тронул меня. Всё то, что происходило с девочкой, явно не подходило такому нежному созданию. Она лишилась матери в раннем младенчестве, и её вскормила няня — та самая женщина в чепчике, её звали Лорель. Следом за матерью ушёл отец — без вести пропал, скорее всего, погиб, но его тело так и не было найдено.

Лорель очень любила девочку, но няня — по сути прислуга, и не может противостоять воле того, кто её нанял, а нанял её дядя Эмилии — жестокий и, откровенно говоря, противный мужчина по имени Андор, дядя по маминой линии. Он проявил великодушие и взял племянницу к себе, но позже оказалось, что ему вовсе не хотелось просто пригреть сироту и безвозмездно вырастить несчастную девочку.

Как упомянула Лорель, Эмилия была боевым магом по природе, это был первый поток её магии. В этом мире у каждого человека по два магических потока, первый открывается почти сразу после рождения, а второй — на пятнадцатилетие. Эмилии было уже восемнадцать, но второй поток так и не проявил себя. И она справедливо полагала в своих записях, что дело в кулоне, через который дядя забирал её силы.

Я вспомнила тот разговор с дядей, который увидела одновременно своими глазами взрослой женщины и глазами Эмилии, наполненными детской наивностью.

— Эмилия, тебе уже десять лет, верно?

Эмилия робко кивает, хотя на самом деле ей девять, а десять исполнится только через полгода. Она просто испытывает затаённый страх перед грузной фигурой дяди и его тяжёлыми квадратными кулаками, и не хочет ни поправлять его, ни перечить ему.

— Через некоторое время к нам начнут приходить и свататься к тебе. Ты красивая девочка, — меня пробирает дрожь при этих словах, и Эмилию тоже, но она пытается это скрыть и опускает голову. — И я думаю, что тебе надо сохранить свою утончённость. А боевая магия… она грубая, требует постоянных тренировок… где ты будешь бить и тебя будут бить. Понимаешь?

Эмилия кивает.

— И среди девушек нормально в таком случае отказываться от своей магии. Видишь ли, никакому господину не захочется, чтобы его жена была мускулистой, словно мужчина. Или могла победить его в поединке. Ты понимаешь?