И вот, я снова осталась одна.

Одиночество было моим благословением и проклятьем. Когда никого не было рядом, мне не нужно было делать вид, что я держалась, что со мной все было в порядке, что мельчайшая клеточка моего тела не выла от горя каждую гребаную секунду. Но при этом когда я оставалась наедине с собой, ничто не могло спасти меня от накатывающих приливными волнами воспоминаний, которые топили, накрывая с головой.

Я молилась на них и их же проклинала. Они мучали меня, но только в них я могла увидеть черную бездну любимых глаз, почувствовать тепло заботливых объятий, вдохнуть обожаемый запах и услышать звук его голоса.

Отец предлагал мне перебраться в церковь или хотя бы в другое поместье, которых у меня, как у эрцгерцогини теперь было хоть отбавляй. И я знала, что так мне было бы легче. Но я также знала, что тогда не смогу делать вид, словно этого кошмара не было.

Наша столичная резиденция дышала Ридрихом, каждый угол и каждая комната хранила память о нем. И я не могла оборвать эту ниточку, связывающую меня с ним. Нет. Не сейчас.

Тяжело сглотнув, я бросила взгляд на его кресло. Сколько бесчисленных вечеров мы провели здесь? Сколько раз я, делая вид, что читала книжку тайком рассматривала Ридриха? И сколько раз я мечтала подняться и, подойдя сзади, обнять его?

Боже… В глазах зажгло, и я резко зажмурилась.

Какой жадной я тогда была… Сейчас я не мечтала коснуться его, мне бы хватило просто увидеть его в этом чертовом кабинете. Что мне нужно сделать, чтобы он снова оказался в своем кресле, взял в руки стопку бумаг и погрузился в работу? Боже, скажи мне, умоляю тебя, что я должна сделать?

Смахнув набежавшие слезы, я быстрым шагом покинула кабинет и направилась в то единственное место, которое все еще имело для меня смысл. Пока я шла, в коридорах звучал лишь стук моих каблуков. С того дня особняк погрузился в мертвую тишину. Слуги не переговаривались меж собой, не шутили и не делились сплетнями. Все затаились и замерли. Словно во дворце стали прислуживать не живые люди, а призраки.

Я толкнула дверь, переступила порог и в несколько шагов добралась до кровати.

Он был здесь. Как и все предыдущие тридцать дней прошедшего месяца, Ридрих с несвойственным ему терпением дожидался меня, лежа на большой хозяйской кровати своей спальни.

С нарастающим давлением в груди я прошлась взглядом по его спокойному лицу, закрытым глазам, сомкнутым губам. Мои пальцы обвели дугу его бровей и откинули упавшие на лоб черные волосы.

— Здравствуй, хороший мой, — прошептала я.

Опустившись на постель, я взяла его руку и прижала к губам костяшки пальцев. Его кожа была теплее моей. И лишь прикасаясь к нему, я на самую чуточку согревалась. Как если бы к огромному айсбергу поднесли спичку, которая растопила крошечный кусочек льда.

— Прости, я обещала тебе, что сегодня точно смогу закончить встречу с поверенным, но не смогла, — выдавила я, закрывая глаза и прислоняя его теплую ладонь к своей щеке. — Кажется, тебе так и придется проснуться и заняться делами. Я ужасно плоха в этом, слышишь, родной?

Я улыбнулась.

— Нет. Нет, хороший мой. Конечно, я тебя не тревожу. Спи. Отдыхай, ты хорошо поработал. Просто… — горло сдавило, и я всхлипнула, пряча нос в его ладони. — Я так скучаю, любимый.

Прерывисто выдохнув, я поцеловала его в сгиб запястья и аккуратно уложила его руку вдоль тела, затем разгладила ворот рубашки, поправила одеяло и положила голову ему на грудь, вслушиваясь в мерное биение сердца.

Тук-тук. Тук-тук. Так успокаивающе.

Мои пальцы вновь вернулись к его лицу, я очертила его подбородок, прошлась вдоль линии губ и тихо проговорила: